Да, они продолжали носить юбки, чтя традиции предков. Ну, так и в Тер-Веризе на штаны переходили лишь некоторые модники, перенимавшие манеру одеваться у заморских гостей. Но юбки не мешали кринтийцам двигаться стремительно в бою и совершать долгие марш-броски. Они не слишком любили аркебузы, предпочитая короткоствольные «трампы», как они сами их называли. «Трамп» представлял собой нечто среднее между маленькой пушкой и тяжёлой аркебузой, заряжался не пулей, а рубленной проволокой или ухналями. Отдача у такого оружия была, конечно, ужасной — не всякий человек в пуках удержит. Но крепкие и закалённые воины Кринта нашли выход. Они привязывали «трампы» за спину и во время стрельбы падали на четвереньки. Само собой, работать приходилось в паре. Заряжал оружие ещё один человек. Он же и защищал изображавшего из себя орудийный лафет «баура», что в переводе со старокринтийского означало «глухой», в рукопашном бою. Залпы из «трампов» наносили тяжёлый урон противнику и не у всякого, угодившего под дождь горячих железных обрезков, возникало желание повторить развлечение. Времена, когда воины наносили перед боем раскраску, остались в далёком прошлом. Да, они наносили татуировки в виде знаков своих Кланов — так у кринтийцев назывались Дома. Да, из холодного оружия они предпочитали широкие палаши, похожие на абордажные тесаки, а кое-кто по старинке таскал с собой дедовский двуручный меч. Но только последний дурак мог бы подтрунивать над кринтийцами после того, как увидел бы этих мечников в бою. Лансу они напоминали маленькие ветряные мельницы в ураган. Клинки, длина которых достигала трёх, а то и трёх с половиной браччо[2], легко рубили наконечники пик, могли отсечь голову коню, располовинить человека от плеча до пояса. В их отряды набирались родственники и близкие друзья предводителя, поэтому кринтийцы почти никогда не бежали с поля боя. Только отступали, сохраняя порядок и дисциплину.
Когда настала осень, горные отроги Трагеры затянуло тучами и полил дождь. Земля раскисла, в грязи вязли сапоги и копыта, телеги и пушки. Война начала затухать сама собой, превратившись в позиционную. Уже никто не ходил на штурмы, не устраивал рейды по тылам и захваты обозов. Вялые перестрелки сменились тишиной. Очень часто солдаты из расположенных друг напротив друга биваков перекрикивались. Часовые обменивались шутками и подначками. После начали ходить в гости — попробовать кашу или хлебнуть вина из старых запасов. Они знакомились, играли в кости и карты под уже полученное жалование и под будущее. Становилось понятно, что воевать уже никто не захочет и противостояние ждёт близкий конец. Так и случилось, когда кевиналський пран — Ланс напрочь забыл его имя и Дом — слёг с жесточайшей простудой. Выяснилось, что денег у него давно уже нет, даже замок заложен. Трагерский держался лучше — он всего лишь продал столичному банку две третьих доли от разработки серебряных копей. Поняв, что денег он не получит, кондотьер Ореллио увёл Роту Свирепых Неудачников, набив напоследок подводы сеном и мешками с просом. Остальные солдаты удачи потянулись за ним. О судьбе брошенного с небольшим отрядом челяди и охранников в долине кевинальского прана Ланс не знал. Да и не интересовался.
Но несколько лет спустя, случайно забредя в Кранг-Дху, менестрель встретил старого знакомца по войне за среброносную жилу. Кухал Дорн-Куах к тому времени уже водил за собой отряд из полутора сотен отчаянных бойцов. Но Ланса он узнал и четыре дня поил местным вином, которое обитатель северного материка и вином бы назвать постеснялся. Перебродившая смесь яблок, слив, груш и доброй дюжины различных ягод, которые в великом множестве росли на каменистых осыпях, окружавших город-крепость — морские ворота Кринта. На вид не очень красиво, не сравнить с рубиновым оттенком бурдильйонского или нежно розовыми полутонами керайского. Но напиток неожиданно оказался вкусным, в меру крепким и давал лёгкое похмелье, несмотря на то, что пили его по обычаю кринтийцев чуть ли не вёдрами. Менестрель, привыкший получать оплату за свой труд, в кои-то веки играл бесплатно. Даже получал удовольствие, раздаривая безвозмездно магический дар. А кринтийцы плясали под его музыку зажигательные танцы, так лихо пристукивая каблуками, что посуда на столах прыгала, будто сама стремилась пуститься в пляс.