– Честно говоря, – осторожно проговорил Федор, – я ничего не понял из того, что вы сказали.
– Нестрашно. – Мадам Ренар подала ему пластиковый стаканчик. – Пейте свой кофе. Пейте, пока приключения не нашли вас.
Машина пошла вниз, и у Федора заложило уши. Мадам Ренар вела автомобиль молча, видимо, устав от разговора. Горы и леса за окном сменились домами. Проплыл перекресток с двумя стрелками: «Oslo» и «Arendal». У въезда в город, как и положено, была пробка – часы показывали девять утра.
Начинался самый обычный понедельник.
Между Вердженесс и Уинчендоном
– А что вы сказали про искусство делать деньги? – напомнил Джейк.
– Это, – рассеянно проговорила миссис Фокс, не отрывая взгляда от окна и стряхивая тонкими пальцами пепел, – становится искусством тогда, когда вы, во-первых, любите свое дело, и, во-вторых, любите деньги, которые оно приносит. В равной, я бы сказала, пропорции. В противном случае…
От неожиданного стука в дверь Джейк даже подскочил.
– Кто там? – звонко спросила миссис Фокс.
– Проверка билетов, – ответили за дверью. – Открывайте!
Миссис Фокс полюбовалась закрытой дверью. На лице ее была легкая задумчивость. Затем медленно поднялась. Компаньоны юркнули под диван и затаили дыхание. Послышался звук открываемой двери. Дюк тихонько отодвинул плед, и они увидели, что дама стоит лицом к лицу с полицейским в мундире, шлеме и с длинной дубинкой на поясе.
– Мы ищем опасного преступника, мэм, – откашлялся в кулак полицейский. – Прощу прощения, но вам придется выйти.
– По-вашему, – от возмущения голос миссис Фокс взвился, словно оборвавшаяся струна, – я похожа на… Ну, знаете!
Отодвинув полицейского, в салон-гостиную вошли двое в штатском: пышноусый мужчина, гладко причесанный на пробор, с честным породистым лицом, и другой – повыше, посуше, с лохматыми бакенбардами, с глубокими складками у носа и круглыми внимательными глазами.
– В жизни не видел, чтобы кто-нибудь был так похож на спаниеля! – прошептал Джейк на ухо компаньону.
Пышноусый достал фотографию. Миссис Фокс стояла, скрестив на груди руки, и смотрела в окно. Можно было подумать, что происходящее не имеет к ней никакого отношения, если бы не презрительная усмешка ее нервных губ.
– Это Фокс, – сказал Пышноусый Спаниелю и повернулся к полицейскому. – Берем его.
– Простите великодушно, мэм, я должен. – Тот снова прочистил горло. – Эти джентльмены – детективы из агентства Пинкертона, у них есть ордер на ваш арест.
– Что? – возмутилась миссис Фокс. – Это смешно!
На ее тонких запястьях защелкнулись наручники. Твердо, но аккуратно агенты взяли миссис Фокс под локотки и повели из вагона.
– Это оскорбление! – кричала мадам Ренар. – Я буду требовать компенсации вреда в Европейском суде! Я дойду до Брюсселя!
Тот, что держал документы, взглянул в свои бумаги, что-то сказал коллеге и прочел не без труда:
– Алек-сей Лисофф.
– Простите, мадам, – второй полицейский снова прочистил горло. – Эти господа из агентства «Секьюритас Эй Би». Мне очень жаль, но у них есть решение суда о вашем аресте.
– Как это скучно. – Мадам Ренар вздохнула и вдруг резко выхватила что-то из кармана. – Банан, – сообщила она, жуя. – Выбросьте, если несложно.
Она протянула полицейскому кожуру, не обращая никакого внимания ни на четыре наставленных пистолета, ни на протянутые к ней наручники.
– Простите, господа, язва желудка. – Мадам небрежно отряхнула руки в перчатках и протянула их полицейскому. – Я готова.
Федор шагнул из лифта, бережно обнимая чужой саквояж, на который нагло заявил права. Пока их допрашивали, саквояж досматривали. Потом досматривали их. Потом спросили, почему они поехали автостопом, имея при себе достаточную сумму денег. Потом напомнили, что в Норвегии запрещено ездить автостопом. Оба ушам не поверили, когда перед ними извинились за беспокойство!
Лев вышел из скучного здания из стекла и бетона вслед за компаньоном. Пока ехали в лифте, он рассматривал их отражения в металлической стене. Какие же они неумытые, потасканные, провонявшие дымом! Как будто из дома сутки назад выехали совсем другие люди. Их так долго мучили в участке – сперва допросом, потом уточнениями, как правильно пишутся их имена, четыре раза давали проверить протокол, и четыре раза приходилось объяснять всё сначала, – что теперь нестерпимо хотелось в туалет.