Пришлось искать ближайшую автозаправку. Закрылись в кабинке, на которой стоял значок с инвалидной коляской. Там саквояж и потрошили.
– Кому какое дело? – бормотал Лев. – Ты, может, инвалид. А я, может, тебе помогаю.
Федор молча шарил в саквояже: распихивал не глядя шмотки, залезал в карманы, расстегивал молнии.
– Есть!
В руках у него была пачка денег. Рубли. Вот, значит, почему полиция так спокойно отнеслась к тому, что русский парень не знает, сколько у него денег! Из-за курса! Надо было видеть, как он там перед ними заикался. «Это все, что у нас есть. Боялись тратить. Родители дали на первое время». Они же позвонят родителям!
Прежде чем Лев успел что-нибудь сказать, Федор уже побросал шмотки обратно, закрыл саквояж, схватил его – непринужденно, как будто всю жизнь с ним ездил, – и с деньгами в руках направился к окошечку «Обмен валюты». Сейчас откажутся брать рубли, тут же подумал Лев. Последний раз он путешествовал осенью прошлого года и до сих пор не мог забыть, как в Будапеште, куда Березкины поехали «экономно отдохнуть», невозможно было обменять деньги: все отказывались.
– Все, – Федор пересчитал еще раз для надежности. – Едем в Ставангер.
– Как он там говорил? Не хранить все деньги в одном месте?
Покружив вокруг станции, джентльмены уселись на траву за зданием вокзала, скрывшись от посторонних глаз в густых кустах. Джейк расстегнул ремни саквояжа. Вещи были уложены с такой аккуратностью, что он смутился.
– Что, святоша, рука не поднимается? – усмехнулся компаньон. – Представляешь, что будет, если он вернется и придется объясняться?
– Что-то мне говорит, что не вернется, – не очень громко произнес Джейк. – Но все-таки…
Он запустил руку в саквояж и вытащил черную шаль тонкой шерсти. От шали исходил сильный запах кофе, немножко пролившегося из колбы, едва уловимый – дамских духов и почти неслышный – нафталина. Искатель приключений стряхнул на землю кофейную гущу и неловко положил шаль себе на колени.
– Все-таки пока подождем избавляться от картонок.
– Ага, – сказал Дюк, силясь заглянуть внутрь саквояжа.
В боковом отделении обнаружилась пачка турецких сигарет «Мюрад», свернутая в трубку французская «Ле Галуа» и коричневый мужской бумажник.
– Да мы состоятельные люди, мистер Саммерс!
– Похоже на то, мистер Маллоу.
Дюк пересчитал мелочь.
– Ужин. Гостиница. Постель. И ванна.
– Ага, – отозвался Джейк, листая найденную рядом с бумажником книгу.
– «Сон в летнюю ночь», – перевел французское название Дюк. – Шекспир.
Еще было немного одежды, которая не подошла ни одному, ни второму, круглые синие очки, туалетные принадлежности, пахнущие лавандой, банка кофе и жестянка с камамбером.
Под барахлом неожиданно нашлось еще одно: ежедневник с монограммой – переплетенными буквами «А» и «Л». Все страницы были чистые, но на обратной стороне обложки они увидели несколько комбинаций цифр. Пароли? Номера денежных переводов? Телефоны с кодами разных стран?
– Дай, – протянул руку Лев.
– То-то, я смотрю, и у вас с моралью все хорошо, – хмыкнул Федор, но перелистал молескин и отдал ему.
Последним, найденным в саквояже под мужским барахлом, стал прозрачный пакет. В нем находилось нечто мягкое и сморщенное в количестве двух штук. Пакет открыли, штуки расправили. Они были похожи на плотное желе. Это оказались силиконовые женские груди.
– О! – заржал Лев. – Запасные!
Внезапным движением он попробовал надеть их на Федора. Тот отобрал груди и едва не оборвал прозрачные бретельки, пытаясь в свою очередь натянуть их на компаньона.
– Надевать чужие сиськи – это искусство, молодой человек! – проскрипел он с интонациями мадам Ренар.
– Уберите руки! – вопил Лев. – Я буду жаловаться в Европейский суд! Я дойду до Брюсселя! Помогите! Сексуальные домогательства!
Пришлось объясняться с горничной. Она услышала вопли, стучала в дверь и одновременно звонила в полицию.
Во вторник, 28 апреля 2015 года, Федор Летний и Лев Березкин прибыли в порт Ставангер, чтобы узнать, что «Петр Великий» уже вышел в море.
Уинчендон, штат Массачусетс
В просторном освещенном холле за стойкой портье искатели приключений увидели парнишку примерно их лет в гостиничной униформе. На его усталом лице застыло безграничное спокойствие. Ничего особо примечательного в нем не было, но вот усы! В саквояже была бритва, а верхнюю губу парня украшали почти настоящие усы! Может быть, не очень густые, но вполне заметные. Гораздо заметнее, чем то, что росло на щеках и под носом мистера Маллоу, – не говоря уже про мистера Саммерса, у которого вообще растительность на лице была заметна только в солнечную погоду.