За столом у окна сидел мужчина средних лет, и я поначалу замер на месте, вглядываясь в его лицо. Они с Лорой были чертовски похожи. Поэтому сомнения насчёт того, что Холли нашла не того человека, тотчас же отпали.
Увидев меня, Домиано поднялся с места и смерил меня недовольным взглядом.
— Поразительно! — он всплеснул руками. — Почему я должен жда…
Я подошёл к нему вплотную и схватил за грудки.
— А теперь слушай меня. Или ты извиняешься перед своей дочерью и приглашаешь её на эту гребаную свадьбу, или твоё бракосочетание придётся отменить.
========== eleven. ==========
<С тобой мне нравится играть в супермена. С другими - в монстра>
От лица Росса.
Сентябрь подходил к концу, отдавая свои права октябрю-брату. Но несмотря на то, что близилась середина осени, жара стояла невыносимая. Город отпустил дожди, уводя за собой и утренние туманы, и хмурые мысли. Тёплый воздух стал гораздо чище, а заманчивый океан снова принял в свои неспокойные объятия калифорнийцев и туристов. Признаться, я не любил ни осень, ни весну, ни лето. Зима — самое прекрасное время, пожалуй, эта любовь живёт со мной с рождения (к слову, и родился я тоже зимой). И сейчас, вспоминая, наверное, лучшие годы в моей жизни — промежуток от трёх лет и до четырнадцати, перед моими глазами встаёт чёткий образ девчушки со светлыми волосами, завивающимися в милые кудри и карими, точно как у меня, глазами. В Рождество мы всегда были вместе. Она никогда не открывала свой подарок первой, — ждала, когда я открою свой. Райдел, а именно так зовут мою сестру, знала много интересных историй и тайных мест в нашем старом доме в Литтлоне. Но даже сейчас я не мог себе признаться, что скучаю по ней. А теперь у меня нет ни зимы, ни Райдел. Просто потому, что в ЛА не может быть зимы. Как и сестры, честно говоря.
А осень я начал сравнивать с Лорой, просто потому, что в голове и мыслях её было так же туманно, как и на улицах осеннего (зимнего, весеннего и летнего) Лондона, куда я зачастил в последнее время. Я бы хотел взять её в этот прекрасный город — ей бы понравилось. Точно понравилось бы.
— А я ему говорю: «Милый мой, мне настолько похуй, что ты можешь подтереться этими бумажками в толчке, снять это на камеру и выложить в ютуб», — пьяный голос Кела отдалённо доносился до моих ушей, когда я докуривал очередную сигарету.
Понятия не имею — какая дрянь там внутри, но уж очень приятная, раз так обжигает лёгкие. Доходит до самых мыслей, и вот уже расплывчатый образ Марано растворяется в облаке белого дыма. Я забываю своё имя, свою фамилию, возраст, имя жены и детей (хотя, какие к чёрту дети), у меня их трое, что ли. Но и их имён я не помню. Что это рыжий чудак тут разглагольствует?
Но что-то цепкое, как паучьи лапы, хватается за остатки моего самообладания, и я, не медля ни секунды, пробую это слово на вкус.
— Ма-ра-но, — по слогам выговорил я и ухмыльнулся. Отложил косяк в пепельницу (я с ним ещё не закончил) и вот она, невероятно-красивая, свежая и улыбчивая, появилась передо мной. Я словно со стороны видел, как она осуждала меня, но в то же время смотрела прямо в глаза, как никогда не смотрела Кортни (о! я вспомнил её имя, чудеса). — Эй, приятель.
Дрожащая рука потрясла паренька за плечо, прерывая немыслимый водопад речи, обрушившийся на меня за эти пару часов. Келум недовольно прыснул, запил своё раздражение рюмкой виски с ненавистной мне колой и повернулся ко мне. Зрачки в серо-зелёных глазах друга были расширены так же, как и мои. Хорошо отдохнули, молодцы. Где мы, кстати говоря?
— Чего привязался? Я тут рассказываю своей собаке все ужасы моей работы, чтоб не гавкала, псина эдакая, на меня ночами.
— Как зовут моих детей? — резко спросил я и отчего-то захохотал.
Люди, трущиеся друг о друга на танцполе, стали словно бы покидать свои тела, а потом их души, не оценив всех прелестей ночного клуба «21», возвращались к хозяивам. А им хоть бы что! Танцуют и танцуют, черти.
— У тебя нет детей, идиот, — его голос вдруг обрушился на меня, как лавина тогда в Швейцарии, и я вздрогнул.
— А почему у меня нет детей?
— Потому что твоя жена — переодетый мужик?
— И она меня не любит?
— А меня?
Я пожал плечами. О чём мы, собственно говоря, говорим? Говоря говорим. Мне нравится.
— Тебя любят деньги, — рыжий покачивал ногой в такт какой-то хитовой музыки, а я сидел и недоумевал.
Деньги любят меня больше, чем жена. Есть ли кто-то ещё?
— Мне нравится здесь, — приятель, вроде как, посмотрел по сторонам. — Тёлки, выпивка и косяк. Ну просто сказка. С единорогами и чизбургерами.
Я замер. Руки окаменели, ноги приросли к полу, голова стала нереально тяжёлой. Мне стало плохо, безумно плохо. Тошнота подкатывала к горлу, и я ринулся прочь из клуба. Клубы дыма окутали меня даже на безлюдном дворе, и это облако рассеялось только тогда, когда я хорошенько встряхнул своей дурной головой. Передо мной не было теперь никаких светлячков и прочей мрази — только кирпичная стена здания через дорогу.
Я был пьян. Накурен. Меня тошнило, ноющая боль в груди не заглушилась даже бутылкой дорогого виски. Глаза слезились. Я не мог устоять на своих двоих. Это творилось со мной два раза в месяц, и каждый раз заканчивалось пробуждением в какой-нибудь части города — на уже горячем песке пляжа, только окрашенной лавочке или в том же ночном клубе.
Я попытался втянуть ноздрями свежий ночной воздух, таящий в себе запахи остывшего асфальта, дыма и женских духов — едва уловимый, или это у меня крыша едет.
А потом послышался крик.
Женский, пронзительный крик. Полный страха.
Еле шевеля ногами, я «побежал» на источник звука. Давай, Росс, правой, левой, правой, левой, эх ты, растяпа! Поднялся с асфальта, огляделся и всмотрелся в две тёмные фигуры у стены супермаркета через здание — одна большая, а другая совсем крохотная по сравнению с этим громилой. Ладно, пора выключить похуизм и немного очистить карму. Кем бы ни была эта девушка, она не заслужила быть изнасилованной ночью субботы у стены супермаркета.
Вау, мозг заработал. Алкоголь и наркотики постепенно выходят из организма.
Но что делать?
Так, если я добился успеха моих корпораций головой, а не руками, значит, они мне и сейчас ничем не помогут.
Мужик уже было задрал юбку этой девчонки, как я громко присвистнул.
— Что за хрень? — он тут же обернулся.
Я не медлил.
— Полиция штата Калифрония, — еле воротя языком, я вытащил из кармана пиджака маленькую записную книжку, чем-то смахивающую на удостоверение. — А теперь пошёл нахуй отсюда, пока я не вызвал подкреподление… подрепклени… подкрепление, вот.
Господи боже, спасибо, что я хотя бы додумался облокотиться о стену. Иначе повалился бы дядюшка-полицейский прямо перед его ногами. А тень насильника уже промелькнула где-то в проулке и скрылась за одинаковыми зданиями. Трус.
Голова закружилась, я скатился по стене и осел на пол. Засмеялся, поглядел на девушку. Она вся дрожала, словно бы гвоздями прибитая к стене, не решаясь и шагу сделать. Её лицо оставалось в тени, но я мог видеть пару глаз, испуганно смотревших на меня.
Да, выглядел я отвратительно, но, хэй, я спас тебе жизнь. Награди меня вызовом такси, пожалуйста.
— С-спасибо, — лёгкий шёпот сорвался с её дрожащих губ.
Я посмотрел на чёрное небо. Из-за неоновых вывесок на зданиях звёзд не было видно, может, только знакомый «млечный путь» одиноко мерцал на чёрном полотне. Но вдруг огромные птицы: коршуны, вороны, орлы, стервятники, — абсолютно все полетели вниз — на меня. Они кричали, а я сидел на холодном асфальте и с интересом наблюдал за их чёрными перьями. Они словно бы из коптильни вылетели, завидев в сотнях миль от себя добычу. Исклевали мне душу и улетели, а теперь опять возвращаются. Я отмахнулся от них — клевать им больше нечего. Я пуст.