Только моим планам на вечер не суждено было осуществиться. Потому что, когда я вышла из библиотеки, то увидела его.
— Давай пойдем куда-нибудь… У вас в городе есть приличные рестораны?
— Ты полагаешь, женщина моей профессии часто их посещает?
…О святая Вальпурга, какое счастье! Он меня дождался! Мне безразлично, что случится впоследствии (если быть предельно откровенной, то не совсем), и я ощущаю за плечами крылья, в душе — симфонию, а в сердце — подступающую тахикардию.
— Почему ты так на меня смотришь?
— Это отражение твоего собственного взгляда.
— Да уж… Сразу понятно, что ты писатель.
— А я еще и поэт.
— С ума сойти! Мне крупно повезло.
Мы пили крымское вино в маленьком шумном ресторанчике «Виктория» и отказывались воспринимать окружающую действительность. На столе в блюдечке плавала свеча (вот, все-таки я докатилась до вечера при свечах!), и мне представлялось детство с его наивным святочным гаданием.
Ряженый, суженый, приди ко мне ужинать…
— О чем ты задумалась, Вика?
— О тщете всего сущего…
— О чем?!
— Извини. Налей мне еще вина. Ты не опоздаешь на поезд?
— Нет. В смысле, я никуда не поеду.
Ага. Куда бы мне засунуть свое предвидение, а?
— Уверен?
— Да. Думаю, с гостиницей сложностей не будет…
Это что же, мне, скромной женщине интеллигентной профессии, самой делать первый шаг? Хитрый какой! И не надейся даже…
— А зачем гостиница, — говорю я в пространство и залпом допиваю вино.
Мы не зажигали светильников, постель нашли на ощупь, опрокинув по дороге пару стульев и старинный индонезийский кувшин с журнального столика.
— Какие тонкие у тебя руки… Смотри, сквозь них просачивается лунный свет. Ты похожа на фею.
— А ты видел фей?
— Нет, только читал.
— На самом деле они жу-у-у-ткие уродки, можешь мне поверить.
— Верю безоговорочно. Иди ко мне. Ну, пожалуйста…
— Неужели ты еще не устал?
Вместо ответа он притягивает меня к себе, и я закрываю глаза, чтобы не видеть, как в глубине его зрачков вспыхивает огонь. Я почему-то стала бояться огня.
Просыпаться на плече внезапно ставшего бесценным человека и вслушиваться, как он шепчет стихи, — немыслимая, по моим понятиям, роскошь. Это со мной?
Что я натворила…
И зачем?
И что будет дальше?
Я лежу, всеми ресницами изображая крепкий здоровый сон, а сама стремительно прокручиваю в голове варианты наших дальнейших отношений.
Вариант 1. «Дорогая (дорогой), нам было так чудесно вдвоем, я никогда не забуду этого. Но прости, дела, нам надо расстаться. Пиши, звони (напишу, позвоню)». Дерьмо!
Вариант 2. «Дорогая, у меня никогда на было такой женщины, то-се, но, понимаешь, у меня пятеро детей и жена, хоть я ее и ненавижу…» От продолжения тошнит.
Вариант 3. «Дорогая, ты великолепна, и я без ума от твоей фигуры, но я не создан для блаженства, его чужда душа моя…» Правдоподобно, но очень уж стандартно.
Вариант 4. «Дорогая, умоляю на коленях: будь моей женой! Если ты откажешь, я похороню себя в ближайшем монастыре, а согласишься — буду счастлив до конца дней своих. Так я бегу за кольцами?..» Вы в это верите? Я тоже не верю.
И вариант последний, на мой взгляд наиболее реальный. Отпустить его. Стереть из его памяти события прошедшей ночи (уж это-то мне по силам, заклятие Мемории я частенько использовала, чтобы начальство не приставало по пустякам). И он уедет, свято убежденный в том, что после встречи с литературными фанатами проскучал весь вечер в гостиничном номере перед телевизором. И никогда не узнает ведьму Вику… Никогда не полюбит. Потому что ведьму нельзя любить.