Крыши домов почти поголовно закрывала кремово-белая черепица, от чего казалось, что они покрыты тонким слоем снега. Справа же посреди относительно небольших зданий расположилось большое строение, архитектура которого впечатляла. На карнизах установили множество мелких деталей, которые я даже своим слабым зрением заметил. Углы украшали декоративные башенки с красными конусами наверху, а стены — одной из них будто бы не было. Почти всю площадь фасада украшал большой витраж, под которым виднелись такие же внушительные ворота. Не будь его, там бы с лёгкостью пролетела та большая тень, которая, видимо, и перенесла меня в Крислем. Возможно, не лучшее решение в условиях вулканического острова, но, может, силу земли что-то сдерживает?
— Она не выбирает пиратов, — сказал проводник, прервав моё любование, и нахмурился.
Какое-то время мы, провожаемые почти безразличными взглядами жителей, шли по улице. У меня заныло плечо, и я начал его разминать, и вскоре, когда мы пересекли почти весь город, старик, наконец, спросил:
— И всё же, зачем ты пожаловал?
— Говорю же, в гости к драконам, — ответил я, с сожалением отворачиваясь от созерцания зданий по сторонам.
— Прости, но к ним мы тебя не пропустим.
— То есть, как это? — удивился я, остановив движение плеча.
— Как гласит старый уговор, бескрылым на земли драконов нельзя, иначе быть войне.
— Кажется, вы преувеличиваете. Они, как я понимаю, свободно летают даже в Крислем.
— Этот синий выскочка, и тот не позволяет себе задерживаться дольше положенного, — сказал он неприязненно, подходя к дому на конце улицы. — Я дам тебе остаток дня и ночь на отдых, но завтра ты пойдёшь обратно.
— Этот «синий выскочка» перенёс меня, почти мёртвого, в Крислем несколько дней назад. — Стали в голосе стало больше обычного, но я старался сдерживать себя. Злость как-то сама нахлынула, когда меня решили развернуть в шаге от заветной цели. Не хотелось бы, но я уже приготовился к новой схватке со стариком и бегству дальше. Благо, там впереди никаких стен, и можно сбежать.
Он остановился рядом с дверью и внимательно посмотрел на меня. Кажется, старик хотел что-то сказать, но не мог сформулировать. И всё-таки, он сдавленно произнёс:
— Возможно, я зря отказываю тебе. — Тяжело вздохнул, видимо, что-то решая для себя. — Меня зовут Нáсгин.
— Андрей. — В какой-то момент мне стало безразлично, посчитают здесь моё имя необычным или нет. Впрочем, мимика старика не выдала его мыслей. — Будем знакомы.
Он открыл дверь, потянув за толстую верёвку с узлом, заменяющую ручку. И сказал:
— Заходи, присаживайся.
Внутри дом оказался довольно скромным, кухня, оснащённая лишь парой кастрюль, сковородок и россыпью инструментов, похоже, была частью гостиной, а там и спальня за левым углом виднелась. Ни перегородок, ни дверей, только деревянные толстые столбы, в которые вбиты грубые почерневшие от времени и ржавчины гвозди с висящей на них утварью и плотницким инструментом. В стенах вырезали лишь пару небольших окон, но света для комфорта глаз хватало.
Стул рядом со столом на кухне я игнорировать не стал; разувшись у выхода, сложив там же сумку со всем своим оружием и повесив на свободный гвоздь плащ, сел и расслабил ноги.
Насгин проделал те же манипуляции и, предложив мне перекусить, начал хлопотать на кухне, откуда теперь звенела посуда, журчала вода и доносился скрип пола под его тяжёлыми шагами. Несмотря на шум, беседа завязалась нешуточная, и мы, наверное минут двадцать пытались выведать друг о друге всё, что можно. Насгин каким-то корнем даже вытянул моё происхождение, но я остудил его пыл, сказав, что задерживаться не собираюсь, хотя былой уверенности в этих словах и след простыл.
Когда он всё-таки присел за стол, поставив небольшую глубокую тарелку, заполненную дичью с каким-то корнеплодом, мы завели разговор в совсем ином ключе.
— Ты раньше общался с драконами?
— Кстати об этом! — встрепенулся я. — Как это происходит? Мне нужен переводчик?
— Это правильные вопросы. Видишь ли, они не говорят звуками. Они общаются разумом, но это не привычные тебе мысленные слова, это образы.
— Образы, в смысле, чувства, зрение, осязание?
— Это всё и много больше ещё. Это и то, что ты думаешь, и то, как ты воспринимаешь, и твоё отношение к чему-то. Даже чувство голода — своеобразный образ. — Он отпил из металлической кружки и с глухим стуком вернул её на стол. — Вообще, примеров много.