Наездница снизошла...
Когда потом она вскочила на коня, молодец спросил, явится ли она к нему ещё? 'Жди!' - крикнула дева и ускакала.
А поутру случилось... Кузнец взял клещами подкову, и вдруг та сделалась идеально круглой. Столь круглой, что не пришлась по копыту.
С той поры так делалось всегда. У него перестали ковать лошадей. Он начал голодать, как вновь прискакала всадница. Кузнец страстно обнял её.
'Тебе нравятся мои подковы? - спросила она. - Ты счастлив наказанием?' - Счастлив-то счастлив, - отвечал он, - да было бы чем добывать пропитание'. -
'Ну, это просто! - улыбнулась дева. - Один мой поцелуй - и тебе никогда не придётся думать о хлебе'.
'Тогда люди скажут - я живу воровством...'
И был ему ответ:
'А я могу полюбить и вора!'
Эта притча - предмет вашей авторской фантазии? Какие смыслы и подсмыслы заложены в этой притче?
И.Г.: Притча придумана мной, чтобы глубже высветить характер героя и сделать этот образ типом. Героиня, рассказавшая притчу, не задумывается, что та соотносима с её другом. А он это понял. Большего сказать не могу - иначе рассказ будет мёртв. Читатель, размышляя, сам увидит то, что видно не сразу.
Е.З.: О каких талантливых иллюстраторах ваших произведений вы бы хотели упомянуть?
И.Г.: Мою первую книгу 'Русский эротический сказ' отлично проиллюстрировал молдавский художник Михаил Бруня. Выразительность его рисунков усиливает настроение жизнелюбия, которое я постарался отобразить. Дух другой моей книги, переведённой на немецкий, верно и с большой силой проникновения передал Христиан Ромаккер. Мне очень нравятся иллюстрации Юрия Диденко, живущего в Ганновере. В мастерских рисунках много динамики, ею подчёркивается напряжённость сюжета. Превосходны работы Тамары Ивановой, выпускницы Московского полиграфического института. В работах прослеживается влияние русского супрематизма (Малевич) в симбиозе с западноевропейским оп-артом (Виктор Васарели) и поздней графикой Арт-деко. Тамара - профессионал в книжной и компьютерной графике, в области создания книг - художественных объектов.
Е.З.: Игорь, с какими писателями из России и других стран СНГ вы сохраняете тесные контакты?
И.Г.: С начала 80-х я дружу с московским писателем Вардваном Варткесовичем Варжапетяном, автором прекрасных романов об Омаре Хайяме, Франсуа Вийоне, Григоре Нарекаци и многих других книг. Столько же лет длится моя дружба с молдавским писателем, доктором искусствоведения Константином Борисовичем Шишканом. В 80-е годы, будучи главным редактором журнала 'Кодры', он организовал при нём литературную мастерскую, я там занимался. В 1986-м Константин Борисович опубликовал в журнале мою повесть 'Это я - Елена!'.
Е.З.: Как вы относитесь к современной немецкой литературе? Какие немецкие (германские) писатели 1990-2000 гг. сейчас особенно популярны и читаемы?
И.Г.: По-прежнему популярен Гюнтер Грасс. Публика любит Владимира Каминера, его книги расходятся большими тиражами, он признан видным представителем германской литературы. Не знаю, насколько популярен Бернхард Шлинк, но от его романа 'Чтец' я в восторге. Неплохи книги молодых авторов Рикарды Юнге 'Никакой чужой страны', Бернхарда Келлера 'Игра во тьме'.
Е.З.: Стал ли Берлин для вас второй (может, третьей?) родиной?
И.Г.: Именно третьей. Второй родиной была Молдавия. Там я женился, там у нас родилась дочь. В Молдавии после 1986 меня часто публиковали в журналах, в альманахах, в коллективных сборниках. О вышедшей там первой книге я уже сказал. Я переводил по подстрочнику стихи молдавских поэтов Петру Заднипру, Василе Галайку, Лидии Унгуряну и других, состоял в Ассоциации русских литераторов, там было замечательно интересно. Уезжая, думал: а что будет в Германии? Встреча с Берлином неизгладима в памяти. Здесь необыкновенно тепло отнеслись ко мне, к моей семье. Общество друзей Московского университета устроило мою встречу с читателями. Издательство 'Volk und Welt', существовавшее до 1999 года, предложило издать книгу. Сама атмосфера Берлина как-то очень подошла мне. Здесь я и моя семья - у себя дома. Дочь окончила частную гимназию, войдя в пятёрку лучших, и поступила во Freie Universität на факультет публицистики.
Е.З.: Берлин, вернув себе статус столицы и ещё больше увеличив свою притягательность, является сейчас крупным литературным центром. Соприкасаетесь ли вы с немецкими литераторами Берлина? Принимают ли российско-немецкие писатели активное участие в литературной жизни столицы Германии?
И.Г.: Мне известны несколько объединений российско-немецких авторов в Берлине, но не берусь судить, насколько активно их участие в литературной жизни столицы. Немецких же литераторов я знаю по 'Берлинскому литературному коллоквиуму', вижу их в литературных кафе.
Е.З.: Такие широкоизвестные литературные организации, как 'Берлинский литературный коллоквиум', обладающий своим фондом и собственной виллой на берегу Ванзее, как-то способствуют развитию литературы руссланддойче или нет?
И.Г.: Я более десяти лет состою в 'Берлинском литературном коллоквиуме', но не помню, чтобы там проходили встречи с российско-немецкими литераторами. Не исключено, что я мог пропустить встречи.
Е.З.: Наблюдается ли ещё противостояние восточного и западного литературного Берлина?
И.Г.: Думаю, что противостояния ныне нет. Это, к примеру, следует из книги Роланда Бербига о неофициальных контактах писателей Западного и Восточного Берлина. Автор, рассматривая 16-летний период после падения стены, опирается на многочисленные высказывания, интервью таких писателей, как Криста и Герхард Вольф, Гюнтер Грасс и таких, как Андреас Коциоль, Габриэла Штётцер.
Е.З.: Есть ли в Берлине уголок, который напоминает вам Россию или Молдавию?
И.Г.: В Берлине несколько озёр, отдельные особенно живописны. Одно, совсем небольшое, Плётцензее, напоминает мне окружённое лесопарком озеро в Кишинёве, в районе Боюкань.
Е.З.: Стал ли Берлин предметом вашего изображения?
И.Г.: Я рассказал, как в юности ездил с другом по южноуральским деревням. И теперь у меня есть друг, коренной немец, с которым мы ездим по земле Бранденбург и соседним землям. Чувствую, что скоро у меня накопится достаточно впечатлений, чтобы начать писать для русской публики о современной Германии и, в частности, о Берлине.
Е.З.: Игорь, вы - российский немец. В рецензии А. Кучаева на ваши повести о гражданской войне вы представлены как 'русский немецкий писатель'. Русско-немецкое двуединство сквозит во многих ваших произведениях... Считаете ли вы российских немцев самостоятельным этносом, возникшим под влиянием истории?
И.Г.: У меня нет в этом сомнений.
Е.З.: Константы вашей жизненной и творческой позиции?
И.Г.: Неприятие всякого рода упрощений и обобщений. Скепсис по отношению к официозу. Постоянство иронического взгляда, в том числе на самого себя. Максимум требований к тому, что пишешь. Стремление населять духовное пространство интересными героями.
Интервью опубликовано в литературном журнале 'Имена любви' (Союз писателей Москвы), N 8-9, сентябрь-октябрь 2005.
http://names-of-love.ru/7_zeifert_1.php