– Мишка, ты что здесь делаешь? – вздрогнув, спросила Надя.
– Забыла фотик. А ты одна? – Арина взяла фотоаппарат с полки и положила к себе в сумку. – Так, давай собирайся, бери все с собой, пошли к нам. Не фиг сидеть одной в Новый год.
– Ты уверена? А твои друзья? Они не будут против?
– Ты всем нравишься, никто не возражает. Одевайся, время!
Медвежонок помогла Надежде собраться, и они побежали по морозу до Фаиной квартиры две остановки. Фая была одногруппницей Мишки, дочь богатых родителей, живших в одном из крутых коттеджей в пригороде Челябинска, купивших дочери двухкомнатную квартиру рядом с универом. Они были близкими подругами, обе с азиатскими корнями: Фаина – с татарскими, Арина – с грузинскими. Медвежонок гулко постучала кулаком в подружкину дверь, из-за которой доносились звуки музыки, голосов и смеха. Фая появилась в приоткрытом проеме и со словами “Надюха, привет! Вот чудик, кто же встречает Новый год один?! Давай сюда!” затащила Надю за рукав в прихожую.
Внутри было шумно и душно, балкон приоткрыт, и с предновогодней улицы несло студеным праздником, еще кто-то из прохожих спешил в гости, громко обсуждая что-то с попутчиком. Звук у телевизора был выключен, играла музыка. Квартира была маленькая, хрущевка, в которой делали ремонт в последний раз, наверно, еще в советские годы. Окна, двери, полы, плинтусы были еще деревянными, краска на них облупленная, наложенная в разные времена в несколько слоев: из-под белого слоя, виднелась желто-коричневая краска, под ней что-то темно-коричневое. Обои были выцветшего голубого цвета с домиками в кусочках елового леса, потолки беленые, в мелкую крошечку. В ванной нижняя часть стен была выкрашена в темно-синий, выше опять известка. На кухне та же история. Но на окнах висели уютные в мелкий цветочек занавески с тюлью из однотонного молочного капрона, в комнатах тоже воздушный невесомый капрон и однотонные молочно-золотистые шторы: наверно, когда в окна светит солнце, они сияют и искрятся, словно обсыпанные золотой пылью. Надя улыбнулась про себя, и в этот момент что-то побудило ее повернуться и посмотреть в сторону двери. На пороге комнаты, снимая куртку, стоял высокий симпатичный парень. Он кого-то приветствовал, что-то говорил кому-то, но смотрел он на нее и не думал отводить взгляд в сторону. Глаза у него ярко-голубые. Тогда Надя еще не знала, что такое голубые глаза. Она смутилась, кто-то позвал ее, включили звук телевизора, президент сказал речь, загудели куранты. Надя отвлеклась, вместе с другими девчонками торопливо писали записочки с желаниями, сжигали, бросали в шампанское и выпивали до дна.
Было так весело, народ смеялся, начались игры. Сели вкруг на полу, играли в игру, похожую на фанты. Кто-то загадал поцеловать того, на кого следующего покажет “бутылочка”. Первый раз “бутылочка” показала на Надю. Она крутанула изо всех сил, и бутылка отлетела в сторону голубоглазого парня, который и так поглядывал на Надежду без конца.
– Извини, – исподлобья глянула она на парня.
– Целуй давай! – засмеялся народ. – Не отмажешься!
Надя посмотрела на него. Тот, опершись руками об пол, подался немного вперед, глаза его горели голубым огнем. “Неужели никто этого не видит? Неужели никого это не смущает, что он проявляет ко мне явный интерес?” – думала она, нерешительно придвигаясь к нему через круг, пряча глаза. Вокруг все затихли, наблюдая за ними. Надино лицо приблизилось к его лицу, а парень, чей взгляд уже остановился на ее губах, неожиданно наклонился к ней первый и чмокнул в щеку. Народ завозмущался:
– Она сама должна тебя поцеловать! Ден, и что это за поцелуй! Это несерьезно!
– Я ее поцелую как надо, но не сейчас и не здесь.
Надины щеки загорели, и она встала, налила себе пива в бокал и ушла во вторую комнату, прикрыв за собой дверь. В комнате было темно, через открытую форточку уже были слышны голоса, смех, скрип снега под ногами. Она не стала включать свет, ей и так было хорошо в этой маленькой темной комнатке подальше от всех. В дверь легонько постучали, в комнату упала полоска света из гостиной и ворвалась волна смеха.
– Можно? – спросил голубоглазый.
Надя молча отодвинулась в сторону, делая глоток пива. Парень вошел и закрыл дверь. Ей стало не по себе.
– Прости… за слова…
– Спасибо, – перебила его Надя, – ты меня спас…
Она вконец смутилась, и ей казалось в темноте, что и он тоже. Свет фонаря с улицы слабо освещал их лица. Он повернулся к ней:
– Я Денис. А ты Надя? Я правильно услышал?
– Правильно, – она повернулась к нему, но его взгляд был слишком настойчив, и она поспешила отвернуться к окну. Тут в дверь забарабанили, и Фаин голос заорал: