- Понимаю, - сказал Струве. - Но мы должны выяснить, что произошло. И тогда найдем лекарство. Ты ведь принимаешь релаксант?
- Да. Откуда ты знаешь?
Струве снисходительно хмыкнул:
- Секрет Полишинеля! Даже Су Хюн заметила. Пойми меня правильно, я совсем не против. Но это неэффективно, и в конечном счете плохо влияет на сердце.
- Да, - согласился Зимин. - В последнее время совсем не помогает. Но нейропины запрещены в полетах. А у меня тремор.
- Возьми, - сказал Струве, протягивая ему блистер.
- Что это?
- Адаптоген с улучшенной формулой. Разрешен, одобрен и даже вкусен. По шесть таблеток в день, с равным интервалом. Кончатся, напомни, еще дам.
Зимин сразу же выдавил одну таблетку и разжевал.
- Знаешь, в последнее время мне кажется, это этот чертов вирус - божья кара. Только не смейся.
- Друг мой, ты совершенно прав, - с серьезным видом сказал Струве. - Только бог тут ни при чем, это происки чертей. Они тут, на Эриде, особо коварные.
- Да постой ты! Я знаю, это звучит как бред. Сам бы раньше в такое не поверил. Но ведь никаких зацепок, откуда взялась эта тарабарщина. Словно ее высшая сила наслала.
- Не высшая сила, - с комической серьезностью сказал Струве - а инопланетяне. Они давно хотели нас уничтожить, но что-то не выходило. И вот он - шанс.
Зимин шумно выдохнул, и доктор сменил тон:
- Я пока за рациональное объяснение происходящего. Токсичный газ, нейроволны, галлюциногенное поле - все, что угодно, только не архангелы с мечом и не монстры с Альдебаррана.
Зимин помолчал, разглядывая собственные руки:
- Я все думал, что мне напоминает «Мигдаль». Недавно понял - башню. Мы строили лестницу к небесам, и Он... Он решил ее разрушить. Смешал языки, заразил нас чертовой фразой. Чтобы ничего, кроме нее, в голове не осталось. Чтобы мы чокнулись, пытаясь выдавить ее из себя.
- Алексей, - сказал Струве. - Давай предположим, что ты прав, и бог решил нас всех уничтожить. Но почему тогда начал с «Мигдаля»? Логичнее уж с Земли, с тех же Цитаделей. Сразу другой масштаб бедствия. Есть, на что посмотреть.
- Тебе, я вижу, смешно! - разозлился Зимин. - Ну, тогда объясни, умник, кто придумал эту дрянь? Кто подселил ее в мою голову? Кто?
- Тише, тише. Ты не забыл? Я твой друг. И единственный собеседник. Прошу это учесть.
- А я учел!
- Успокойся, - сказал Струве. - И в следующий раз пойдем на «Мигдаль» вдвоем.
- Ни за что! Я еще не все проверил. Если заразишься и ты, тогда...
- Что тогда? Признаем, ситуация и так хуже некуда. А мы теряем наш единственный шанс во всем разобраться. Решено. Я иду. Попробуем тщательно обыскать медблоки. Ты мог что-то пропустить.
Зимин нехотя кивнул. У него не было сил спорить. Он знал, что Струве не проникнется его догадкой про бога. Но, может, на «Мигдале» он все поймет. Поймет, что чувствует Зимин, когда идет по пустым коридорам, когда заталкивает трупы в биоутилизатор, когда роется в вещах давно погибших людей. Как передать словами ту невыносимую боль близкой, хоть и чужой смерти? За этим всем должен стоять жестокий ум - ум совершенного психопата, способного наделить слова чудовищной, ломающей сознание силой. Он хочет расправиться с людьми. Он сильнее людей. А если так, тогда кто он? Бог.
Зимин повторял слово «бог», пока не понял, что совершенно в нем потерялся. Он начал переставлять местами звуки, сцеплять их в новые сочетания, выискивать смысл - но его не было. И он отчетливо понимал, что энтропия смыслов будет только расти. В жизни Зимина было очень немного вещей, за которые он держался. Теперь он потерял главное - себя. Его захлестывало волнами черной дурноты, проклятая фраза точила сознание, как червь. Теперь уже не было ни воспоминаний, ни других слов. Только она одна. Пробиться сквозь нее к связной речи становилось все сложнее.
- Время на исходе, - сказал сам себе Зимин. - Но я буду держаться. Я не проиграю ему.
5.
- Концентрация кислорода на критическом уровне, - проронил Струве, глядя на экран портативного био-анализатора. - Предлагаю перевести оставшихся живых на «Гильгамеш».
- Согласен, - откликнулся Зимин из каюты, которую уже не раз обыскивал. - Здесь ничего. Двигаемся дальше.
Медблок четвертого уровня встретил их мерным жужжанием криокамер, в которых хранились тела погруженных в глубокий сон колонистов. Вывод из гибернации был рискованной процедурой, и Струве не мог решить, стоит ли инициировать пробуждение. С одной стороны, спящие пока находились в безопасности. С другой стороны, если выдут из строя генераторы, и отключится питание, они умрут. Зимин настаивал, чтобы Струве попытался прервать гибернацию. Системы «Мигдаля» уже начали отказывать, газомодификатор был в критическом состоянии, растения в гидропонном саду погибли. Сколько еще продержится станция без технического обслуживания, предсказать сложно. Ясно одно, счет идет на дни.