Она отперла дверь, и мы вошли.
– Ну? – раздался из темноты ее голос. – Хорошо, что у меня достаточно смелости для нас обоих. Почему ты не пригласил меня куда-нибудь?
– Отвечу на твой вопрос, как только в голову придет подходящее объяснение, – пробормотал я. Она захлопнула входную дверь, и я слышал, как щелкнул замок. В комнате было темно, и я ничего не видел, кроме широкой кровати у окна.
Хейзел подошла сзади и обняла меня.
– Раздевайся, приятель, – пригласила она.
Я медленно разделся и подошел к кровати. Она лежала поверх одеяла совершенно голая. Ее тело могло бы стать моделью для любого художника, умеющего видеть настоящую женщину.
Я сел на краешек широченной кровати.
– Хейзел… – начал я.
– Только не пытайся сказать, что моя смелость смутила тебя, – она протянула ко мне руки. – Ты – мужчина, все будет в порядке.
Через некоторое время, когда и для нее стало очевидно, что все в порядке не будет, она села, опершись спиной о подушки.
– Дай мне сигарету, Чет, – попросила Хейзел. Ее голос звучал устало. Я встал, подошел к костюму, брошенному на кресло, и достал сигареты. В свете зажигалки она посмотрела на меня.
– Это из-за меня, Чет? – тихо спросила она.
– Нет.
– Но ведь ты не гомосексуалист. – Это был не вопрос, а утверждение.
– Нет.
– Но у тебя такое случается?
– Да. Не слишком часто.
– Жаль, что это случилось именно со мной. – Хейзел выпустила облако дыма. – Извини меня, Чет. Я знаю, что я виновата. Но почему?
– У каждого свой взгляд на жизнь. – Я погасил сигарету. – Когда-то, много лет назад, я увидел забавный рисунок в журнале. Батальон в парадной форме марширует по плацу, а сзади тащится солдат – весь растрепанный, потный и грязный. Сержант ругает его, а солдат отвечает, что он тоже маршировал – но под другой барабан.
– А у тебя какой барабан? – тут же спросила Хейзел.
Я чуть было не выпалил – «оружие», но успел сдержаться и ответил: «Возбуждение». С револьвером в руке и в обстановке, когда напряженность так и потрескивает в воздухе, у меня просто несравнимые мужские достоинства.
– Да, мне приходилось слышать про тореадоров, – заметила Хейзел задумчиво. – И игроков в карты, у которых влечение то пропадало, то снова появлялось.
Она встала с кровати и подошла к разбросанной на полу одежде. Ее прекрасное тело светилось в полумраке. Одевшись, Хейзел подошла к постели и больно ткнула меня в ребра.
– Давай забудем о сегодняшнем вечере и начнем сначала, – предложила она.
Но в машине, когда мы ехали обратно в «Дикси пиг», царило молчание, Впрочем, такое случалось со мной и раньше.
Придя в ресторан на следующий день, я не заметил никаких перемен в отношении Хейзел ко мне, и она пи разу не упомянула о том, что произошло накануне.
– Я слышала, что теперь ты дразнишь наших бедных молодых полицейских, – неожиданно заметила Хейзел, садясь напротив.
– Со слухом у тебя все в порядке, но кто-то ввел тебя в заблуждение, не сказав, что произошло на самом деле.
– Боюсь, ты недооцениваешь Барта Франклина.
Это разозлило меня.
– Я ни переоцениваю его, ни недооцениваю, – буркнул я. – Мне просто наплевать.
– Не сердись, Чет. Я ведь говорю это ради твоего блага. Барт действительно опасен.
– Тогда почему опасному человеку поручили обязанности полицейского?
Хейзел нахмурилась.
– Думаю, никто не знал, насколько опасным может быть Барт, пока он не стал полицейским. Психиатр, наверное, придет к выводу, что теперь Барт может вымещать свою злобу на других, вообще не опасаясь наказания.
– По-видимому, Люси Граймс нравятся агрессивные мужчины.
– В последнее время между ними что-то произошло, – тихо заметила Хейзел. – И эти перемены заметны в ней, а не в нем. Люси всегда выглядела надменной, всегда смотрела на других свысока. Было время, когда Барт по ее сигналу опрокидывался на спину, подобно щенку, и покорно скулил. А вот теперь все переменилось. Она похудела, и ее глаза походят на дыры, прожженные в одеяле. Что-то мучает нашу прекрасную блондинку. Говоря по правде, я даже подумала, а не растратила ли она казенные деньги.
«Вот оно что!» – подумал я, пытаясь скрыть волнение.
– Зачем ей это понадобилось? – поинтересовался я равнодушно.
– Давай я расскажу тебе одну историю. – Хейзел уперлась ладонями в стол и положила подбородок на руки. – Перед самой смертью Чарли играл на скачках, и ему поразительно везло. Он оставил мне крупные деньги, я выгодно их вложила в дело. После кончины Луи выяснилось, что у него немалое состояние, которое он тоже завещал мне. В небольшом городке слухи распространяются быстро. Два месяца назад, – Хейзел говорила едва слышным голосом, будто думала вслух, – ко мне пришел Барт Франклин и попытался занять три тысячи долларов. Сказал, что ему предлагают вложить деньги в фантастически прибыльное дело. Чарли говорил мне, как обращаться с такими просителями. Барт знал, что мои деловые интересы представляет Нейт Пепперман – консультант, контора которого находится на втором этаже городского банка. Я предложила Барту обратиться к Нейту и, если тот согласится, сказать ему, что у меня тоже нет возражений; – На лице Хейзел появилась хитрая улыбка – точь-в-точь, как у нашалившей девчонки. – Чарли посылал просителей к своему консультанту каждую неделю по два-три человека. Потом он закуривал свежую сигарету и говорил, что в тот момент, когда его консультант одобрит хотя бы одно из предложений о выгодном вложении его капитала, он уволит его и наймет нового. Как только просители лишались возможности уповать на дружбу, все их «выгодные» предложения оказывались такими же дырявыми, как швейцарский сыр.
Затем улыбка исчезла с ее лица.
– Через пару недель Нейт зашел, чтобы поговорить о других проблемах. Я спросила его о Барте и ничуть не удивилась, когда услышала, что Барт к нему не заходил. Даже у профессионального дельца возникнут трудности, если он попытается уговорить такого недоверчивого адвоката, как Нейт.
Хейзел достала новую сигарету из пачки и наклонилась, чтобы прикурить от зажигалки, которую я поднес.
– Примерно в то же самое время один из завсегдатаев моего бара рассказывал, что Люси Граймс обращалась в автомобильное агентство Дика Тэрнбилла и приценивалась к иностранным спортивным автомобилям. Мне сразу все стало ясно. – Хейзел махнула сигаретой перед моим лицом. – И вдруг – всем на удивление – через пару дней Люси носится по городу в новеньком красном спортивном автомобиле!
– Да, меня это тоже изумило, – усмехнулась она, когда у меня поползли брови на лоб. – И тогда я решила выяснить, как это произошло. Так вот, Барт заплатил за него наличными – стодолларовыми банкнотами. Таким образом, или наш молодой полицейский отыскал себе нового щедрого благодетеля, или Люси запустила руку в почтовую кассу. А сейчас у нее такой вид, будто ждет, когда ей спустят штаны и как следует отлупят.
– Может быть, Барт накопил эти деньги, – предположил я, не переставая лихорадочно думать.
– Дней десять Люси носилась по городу в своей новенькой английской игрушке, прямо-таки сияя от радости, – продолжала Хейзел, не обращая внимания на мое замечание, – и вдруг счастья как не бывало. Не знаю, как ему это удалось, но теперь повелителем стал Франклин. Люси походит на керосиновую лампу, у которой задули пламя. Наверно, ревнивые мужчины очень действуют на нервы. Возможно, сами мужчины этого и не замечают, но женщины чувствуют все.
Рассказ Хейзел меня заинтересовал, очень заинтересовал. Неужели я напрасно бродил по зарослям западного побережья Флориды, тогда как оба были все время у меня под носом? Странный интерес Франклина к моим поискам в зарослях кустарников и эта прямая связь с почтовым отделением…
Когда бар наполнился клиентами и Хейзел пошла обслуживать их, я снова задумался об этом.
И не переставал думать, возвращаясь в мотель.
Я уже лег спать, как вдруг мне в голову пришла еще одна мысль. Я встал, надел халат и вышел к машине. На дне ящика с инструментами я нашел то, что искал: крохотный итальянский пистолет, заряженный тремя патронами калибра 4,5 мм. Он уютно лежал в своей кобуре, которая закреплялась обычно на лодыжке, и был настолько мал, что скрывался под брючиной.