— Да уж, конечно, догадывался, — фыркнул он. — Однако в моих неврозах нет ничего дурного. Я обеспечил его самыми лучшими, что у меня были.
— Уверен, что он оценил это по достоинству, — ответил я, наливая ему выпить. — Ты веришь в легенду о кольце царя Соломона?
— Ну-у, как в обобщенный образ…
— Образы, черт! Веришь ты в эту историю или нет?
— Да, в ней есть многоуровневый неосознанный смысл.
— Ну так перейди на минутку на мой уровень и ответь на вопрос. Забудь о психоструктурной дребедени. Может ли один интеллект управлять другим нефизическими методами?
— Харизма[50], — заявил он, — необычный феномен. Здесь обычно действуют многие факторы.
— Выпей-ка лучше еще, а заодно проглоти и свою харизму. Я говорю о парапсихических явлениях. Если паралинг способен посылать и принимать, то почему не нечто большее?
— Приказы? — спросил он. — Парагипноз? В особых случаях такое возможно.
— Я бы привел аналогию с ударом молнии, выплавляющей в песке свое изображение.
Я стал подливать ему.
— Хватит, — сказал он. — Психологи только пьянеют, а психиатры пьянеют и крушат все подряд. К чему ты, собственно, клонишь?
— Кольцо действует двояко.
Да, Лиза, именно так. Не просто перевод, а нечто большее. В тот первый серый день в подземных пещерах Скарл закончил тридцатисекундный посыл информации, и стенографист бросил свой стенопис.
— Не могу записывать, — заявил он.
— А в чем дело? — спросил я.
— Моделятор испортился. Я не улавливаю ни голосов, ни даже понятий.
— А что ты улавливаешь?
— Очень красивый мелодичный звук — будто музыкальное произведение. Эмоциональное резюме чего-то. Только не спрашивайте чего.
Я и не спрашивал. Я спросил Скарла. Разозлившись, что меня самого охватила приятная леность, я сбросил с себя чары и закричал:
— Что происходит?
— Ш-ш!
В полной темноте я нащупал его плечо, но его шепот был обращен в никуда, и рядом с прибором он был нигде.
— Свет! — крикнул я. Но мой крик опередила моя мысль о свете.
Послышался звук, будто кто-то скреб по бетону жесткой щеткой, и наш свет взорвался пучками лучей, устремившихся по всем направлениям.
Мы, люди, были одни, и еще Скарл. Он прислонился к стене туннеля примерно в десяти футах от нашей группы и улыбался. Я повторил вопрос.
— Ничего, — ответил он. — Сейчас ничего не происходит. Жаль, что ты включил свет. Ты нарушил соглашение.
— Я отнюдь не горел желанием стать чьим-то завтраком, — заметил я. — Что ты делал?
— Я рассказывал ей, как в полете уворовал Лунный камень.
— Так это ты стащил его!
— Я.
— Но зачем ты рассказывал им об этом?
— Потому что меня попросили. У меня это было в памяти, а им захотелось знать более подробное описание принципа незаконного присвоения.
Я помню, как присвистнул тогда — чтобы удержать себя и не сотворить чего-нибудь.
— Но это не совсем материал Формы, — тихо произнес я.
— Не совсем, но меня попросили…
— Почему?
— Ее заинтересовало удовольствие, связанное с мыслями.
— Ее?
— Ну да, самку. Ты был прав насчет цариц.
— Муравьиную?
— Полагаю, да.
— Почему она не позволит нам увидеть себя?
— Думаю, что свет раздражает ей глаза.
— Все это дурно пахнет. Как вернемся на корабль, жду подробного отчета по данному X. Но давай-ка вернемся побыстрее. Что-то мне здесь не нравится.
Улыбнувшись, он пожал плечами. Я проверил ампулы, но он не принимал дополнительной дозы.
Позднее я снова спросил его:
— Они хотели узнать, как ограбить звездолет?
— Нет. — Он откинулся назад в кресле, пуская колечки дыма. — Она только интересовалась воспоминаниями, связанными с удовольствиями.
— Так о чем же ты ей рассказал?
— Ни о чем, я просто разрешил ей покопаться в моем мозгу.
— И что же она сказала?
— Ничего. Но, похоже, осталась довольна.
— А что за воспоминания были там?
Он слабо улыбнулся:
— Обожаю воровать. Особенно если удается сбежать с краденым.
— К несчастью, — ответил я, — из твоего рассказа я узнаю больше о тебе, чем о муравьях.
— Ты задал мне вопрос, я ответил на него.
— Что было дальше?
— На этом все. Ты включил свет.
— Немного.
— Не я включал свет.
— Ладно, — проворчал я. — Как вышло, что Браун не смог записывать?
— Мы воспользовались мысленной стенографией.
— Где ты выучился ей?