«Ты должен отпустить ее».
«Почему?» — взывал голос у него в голове, пробуждая его существо.
«Потому что таким образом мы себя спасем. Мы это выбрали. Осуществления именно этого мы дожидались много столетий».
Чем были все эти столетия? Дни, годы и месяцы воспоминаний. Они были мыслями в его голове и ничем больше. Мог ли он быть уверен в любой из них? Возникало ли у него какое-нибудь реально осязаемое доказательство того, что он когда-либо возрождался после смерти или возродится в будущем? Люси верит ему. Но верит ли себе он сам? Неужели он так уверен в себе, что готов пожертвовать ею?
Наверное, он сумасшедший. Все дело в этом. Он лечился в психиатрической клинике вместе с другими пациентами, разделявшими его взгляды. Почему он считает, что чем-то лучше их? Только потому, что ему удавалось держать при себе свои бредовые идеи?
Как он может быть уверен, что перед этой жизнью существовали иные? Откуда знает, что после будут другие жизни? Он этого не знает. Что, если он придумал эту память, как средство борьбы с жизнью, полной лишений и жестокого обращения? Обездоленные люди совершают странные поступки. Откуда ему знать, что он не помешанный? Вероятно, что он живет в своем вымышленном бредовом мире, в который втянул и ее.
Все это просто истории, он знает их так много. А если это вымышленные истории? Может ли он так рисковать? Может ли на основании этого позволить ей уйти?
Мысли — ничто. Воспоминания — ничто. К ним нельзя прикоснуться. Все их можно уместить на острие булавки. Весь твой мир можно взять под сомнение за несколько секунд.
Дэниел смотрел, как облако ее волос опускается до уровня его коленей. «Не затягивай этого. Не дай ей долго мучиться перед смертью». Ее гортань скоро наглухо закроется, а сердце, легкие и мозг начнут свою непроизвольную борьбу. Если он попытается вмешаться, никому от этого не станет легче.
Это девушка, которую он любит. Сильная красивая девушка.
Всего несколько часов назад он занимался с ней любовью в самый восхитительный момент своей жизни, он перецеловал каждую клеточку ее тела, а сейчас она умирает у него на глазах.
Нет. В голове у него звучало одно слово, быстро заполнившее все его существо. Оно оживило каждый его мускул и каждый нерв. Нет. Она его не покинет. Нет. Он не отпустит ее.
Нет. С этим словом пришло воспоминание. Однажды Дэниел уже видел, как она умирала. Он видел, как она умирает, ведь это он ее убил. Он сжег ее дом и смотрел, как она умирает, и с тех пор с болью думает и грезит об этом каждый день. Нет. На сей раз он не станет смотреть, как она умирает.
«У нас нет выбора. У нас нет других вариантов».
Нет! Если у тебя нет выбора, тебе все-таки придется сделать выбор. Если нет никаких вариантов, придумай их. Нельзя просто так позволить миру одолеть тебя. Он слишком долго делал это.
Вечности он не увидел. Была эта девушка, и этот момент, и один слабый шанс. Его тело вырвалось из странного оцепенения. Оно знало, что делать дальше. Продолжать сдерживать себя и не приближаться к Люси было сродни какому-то шаманству, от которого страдало также и тело. Дэниел нырнул и протянул к ней руки. Потом ухватил ее поперек туловища и потащил к поверхности. Его сильное крепкое тело очень любило ее, потому что принадлежало ему.
Он держал Люси и оставался на плаву в стоячем положении. Ее голова опустилась ему на плечо. Ее конечности не двигались. Страшно волнуясь, Дэниел проверял, есть ли признаки жизни в области шеи и груди.
Она не умерла. Вода в легкие еще не набралась, но они заблокировались, и ему пришлось пережить очень тревожный момент, пока ее гортань не открылась и она не задышала.
— Ты не умрешь, — сказал Дэниел ей. Он чувствовал, как от эмоций прерывается его голос. — Я говорил, что отпущу тебя, но нет, не могу.
Обхватив Люси рукой так, как его учили в школе спасателей в Фэрфаксе, Дэниел потащил ее вперед. Он плыл навстречу шторму, потому что плыть больше было некуда. Солнце скрылось, и пошел дождь. Дэниел молил Бога, чтобы молнии продолжали удаляться в сторону берега.
Он плыл изо всех сил. Он не знал, куда плывет и что найдет, кроме воды и дождя. Почувствовав, что течение сносит его на север, поначалу он с ним боролся, но потом поплыл по течению. Откуда ему было знать, куда двигаться?
В минуты непомерного напряжения Дэниел привык представлять, как выглядел бы мир с высоты. Но сейчас он видел внизу их крошечные белые лица, болтающиеся в огромном штормовом море.
У него заболели руки и ноги, но он не собирался сбавлять темп. Он не собирался сдаваться. «Ты ее не получишь, — хотел он сказать безразличному океану и Иоакиму. — Я спасу ее».
Дэниел не знал иного способа спасти Люси, кроме как плыть и плыть. Надо было бороться. Это все, что у него было. Не воспоминания, не опыт, не умение. У него было стремление. Стремление бороться до тех пор, пока не иссякнут все силы.
Солнце, подернутое пеленой дождя и ветра, почти незаметно ушло за горизонт. Дэниел уже давно перестал ощущать свое тело. Ноги онемели. Он понимал, что его рука на месте только потому, что она по-прежнему сжимает Люси и тащит ее вперед. Еще он сознавал, что его тело старается сберечь кислород для мозга и жизненно важных органов, но даже и они были истощены. Мозг перешел в фазу постепенного затуманивания. Он уже должен был утонуть. Своим затуманенным сознанием Дэниел почти завидовал себе самому в те времена, когда был в состоянии просто спокойно утонуть.
Посмотрев на Люси, Дэниел заметил, что глаза у нее широко открыты. Конечности не двигались. Она позволяла тащить себя вперед.
— Эй, — прошептал Дэниел.
Люси несколько раз моргнула.
— Что мы делаем? — еле слышно спросила она.
— Мы не умираем, — откликнулся он.
Она откинула голову назад.
— Идет дождь, — сказала Люси.
— Да.
— Ты уверен, что мы не умерли?
Ему удалось пошевелить губами:
— Надеюсь, нет.
Гремел гром, но молнии уже сверкали вдалеке. Ветер гнал волны, которые старались захлестнуть пловцов, и с каждой новой волной Дэниел оглядывался назад и смотрел, дышит ли Люси.
«Что мы наделали?» — думал он.
Его разбухшее сердце готово было разорваться. Все оно было заполнено любовью и страстью, а теперь еще добавились переохлаждение и инфаркт миокарда. Обычно, прежде чем сердце разорвется, человек теряет сознание, и Дэниел изо всех сил держался. Его мысли теряли четкость и логичность, но он пытался быть начеку. «Не умирай пока», — умолял он свое сердце.
У нее была запрокинута голова. Время от времени сквозь облака просвечивала луна, и Люси смотрела на нее. Она доверилась Дэниелу в смерти и, очевидно, доверилась снова в этом безнадежном и бесконечном преодолении штормового океана.
Ему показалось, что помимо рева ветра он что-то слышит, но его заторможенный рассудок был не в состоянии это проанализировать. Он слышал, как Люси что-то говорит, но не различал слов.
Дэниел с трудом пошевелил онемевшей рукой, чтобы притянуть Люси к себе.
— Это самое темное время? — спросила она.
У него стучали зубы, тело его сотрясалось от дрожи.
— Почему ты спрашиваешь?
— Посмотри.
Он проследил за ее взглядом, направленным на небо. Сквозь пелену дождя Дэниел различил белую вспышку и вновь услышал тот звук. В голове мелькали какие-то мысли, но он был не в состоянии сосредоточиться.
— Ты видишь ее?
— Это чайка.
Птица сделала над ними пару кругов, вероятно раздумывая, сможет ли сожрать их. Дэниел заметил направление, в котором она полетела, и поплыл в ту сторону. Ему никак не удавалось успокоиться, но тело, казалось, знало, что чайки не улетают далеко от земли, в особенности в такую погоду. Они не улетают так далеко в море, если им негде приземлиться.
Дэниел удвоил свои усилия. Он понимал, что должен следовать за чайкой. Нельзя было упускать ее из виду. Птица парила и петляла в воздухе, иногда повисая на месте, и болезненная зависть к ней немного приободрила Дэниела. «Мы не созданы для воды и неба, — подумал он. — Как же нам следовать за тобой?»