«Не следует пытаться контролировать это», — вспомнил я слова Бена, пока шагал вслед за Марни из «Тайсонс-корнер». Я пришел вслед за ней в холл какого-то здания, где размещались кабинеты терапевтов и стоматологов и где она встретилась со своей матерью, после чего они спустились вниз в гараж. Я видел, как они сели в машину и уехали. Запомнил номер автомобиля и таким образом нашел дорогу в Хоупвуд.
В следующую субботу я впервые увидел Софию в новом обличье. Этот день стоит того, чтобы его вспомнить. В автобусе по дороге туда я нервничал. Никогда не знаешь, кого найдешь и найдешь ли вообще кого-нибудь. Утром я отправился по адресу Марни и стал нервно расхаживать по кварталу, не зная, что предпринять дальше. И тут я увидел ее. Она шла по тротуару ко мне навстречу. Я был ошеломлен. Не могу в точности описать владевшие мной чувства. Был опьяняющий весенний день, солнце омывало ее распущенные светлые волосы, и она легко двигалась по ухоженному тротуару. На ней были обрезанные шорты, вьетнамки и зеленая футболка. Она была такой юной и свежей — после того, как я в последний раз видел ее в хосписе старой и умирающей. Ноги длинные, сильные, загорелые и немного худощавые.
Это воспоминание из моей нынешней жизни, но оно уже занесено в число моих самых лучших. Когда я думаю об этом, то вижу, как она идет ко мне навстречу в замедленном движении и как фон звучит мелодия. Я всегда представляю песню «Восходит солнце».
Я заметил в ней много знакомого. То, как она наклоняет голову, когда смеется. Ее сильные, умелые руки. Локти, кончик уха, проглядывающий сквозь длинные волосы. Сбоку на подбородке маленькая темная родинка.
До меня дошло, что я подавлен ее присутствием. Как бы счастлив я ни был видеть ее, я боялся заговорить с ней из опасения, что начну не так, как надо. Я снова был незнакомцем. Вероятно, к ней будет трудно подступиться, и на сей раз она окажется более подозрительна. Она слишком хорошенькая, чтобы можно было этим злоупотребить. Та жизнь, что я проживал, была почти полностью лишена любви, а я отрезан от нее и беспомощен. Я сомневался, смогу ли снова внушить ей любовь.
Но самое главное — мой оптимизм. Она молода, и я тоже. Я знаю, как она выглядит, где живет. Она вновь рядом со мной и не замужем за моим братом или кем-либо еще. Это жизнь, которую мы, как я надеялся, наконец-то сумеем прожить вместе, если только я найду правильный подход.
София свернула на дорожку, ведущую к дому Марни, а я оставался стоять с глупым видом. Марни открыла входную дверь, и я услышал ее голос:
— Привет, кто тот парень?
— Какой парень?
— На противоположной стороне улицы.
Не успела она украдкой посмотреть назад, как я повернулся и зашагал в другую сторону.
— Не имею понятия, — ответила София.
— Жаль, — откликнулась Марни. — Он очень симпатичный.
Мое сердце воспарило даже от такого пустяка. В этой жизни мне посчастливилось родиться красивым, а в последних двух жизнях я, кажется, был уродливым.
Но я понимал, что надо действовать осмотрительно. Это жизнь, ради которой я пожертвовал всем, и я не хотел упустить ее. Я привык начинать каждую жизнь с чистого листа, когда главные совершенные мной ошибки стирались. Но при этом у Софии память должна была быть не хуже моей. Так что ничего не стиралось. Все это представлялось мне довольно зыбким, и я ощущал неуверенность. Мне не хотелось, чтобы она посчитала меня сумасшедшим или маньяком. Оглядываясь назад, я жалею, что не прислушался к собственному совету.
В последующие два года я дважды приезжал к ней в Хоупвуд, не набравшись храбрости перемолвиться с ней и словом. Однажды я наблюдал, как она сажает на лужайке перед домом цветы. В другой раз увидел ее с сестрой Даной в кафе на Коу-стрит. Помню, как был поражен тем, какие они разные — Люси с ее ненавязчивым энтузиазмом и Дана с ее природной порывистостью. Дана была мне знакома, возможно, по одной из прошлых жизней, а также потому, что у нее был беспокойный вид мятущейся души. Я признал в ней тот тип человека, который переносит свою тревогу из одной жизни в другую, разрушая все на своем пути. Уверен, она терзала людей, любящих ее, заставляла их переживать о том, что, может, они поступили с ней неправильно.
Дождавшись, когда мне исполнится семнадцать, я изменил свою жизнь. Своим отъездом из Шепердстауна мне не хотелось никому доставлять больших хлопот. Я не волновался, что в приемной семье будут по мне скучать, а скорее беспокоился, что доставлю лишние хлопоты своему социальному работнику. Я переехал в Хоупвуд, снял крошечную квартирку над индийским рестораном и поступил в среднюю школу Хоупвуда, в класс, где училась София.
Хоупвуд, Виргиния, 2008 год
На следующий день после выпуска из колледжа Люси отправилась на автобусе в Хоупвуд, прихватив две сумки, растрепанный филодендрон и Пилораму в его дурацком стеклянном террариуме. Остальные свои пожитки отправила в картонных коробках. Она приехала домой, не имея ясных планов на будущее, помимо сбивания ненавистных коктейлей или торговли бельем в «Секрете Виктории». Но вскоре произошло нечто странное. Двенадцать ночей подряд ей снился сад.
В первую ночь Люси поняла, что не бывала в этом саду, но все равно он казался ей знакомым и таким реальным, словно это было не во сне. Во вторую ночь она снова находилась там. Узнала предметы, которые видела предыдущей ночью: фонтан, невысокую каменную стену, великолепные розовые, белые и бордовые пионы. Уловила их запах. Она сомневалась, что когда-либо раньше чувствовала во сне запах, но он проник во все ее поры.
На следующую ночь Люси была счастлива оказаться в том же саду в третий раз и продолжить его осмотр. Она прошла через сложенную из камней перголу, пламенеющую красными клематисами, и обнаружила обнесенный низкой стеной сад в обрамлении цветущего розового кизила, в котором обитало несметное количество бабочек. Бабочки в замедленном движении били крылышками среди маргариток, львиного зева, цинний и космей. Насекомые всех цветов, размеров и с разными узорами словно замерли в воздухе в странном неустойчивом состоянии. Потом вдруг все разом полетели. Они кружились у нее над головой, но вскоре летучая спираль уплотнилась и замедлилась, пока не взяла Люси в кольцо, центром которого она оказалась. Люси заморгала, и все бабочки вернулись на свои медленно раскачивающиеся насесты на цветах.
На четвертую ночь Люси продолжила свое обследование. К пятой ночи она так мечтала скорее увидеть сон, что легла спать в девять часов. На улице было еще светло. Она не ложилась спать так рано с тех пор, как ей удалили миндалины в шестом классе.
В саду Люси чувствовала себя счастливее, чем в детстве, задолго до того, как начались проблемы с Даной. Она ощущала там присутствие чуда, и оно приводило ее спящее сознание в глубокое, таинственное, необъяснимое состояние, присущее ребенку. Каждый вечер Люси ложилась в постель и ждала, когда уснет, страшась, что не попадет в сад, умоляя свое бодрствующее «я» вернуть ее назад, и каждую ночь она возвращалась. Сожалела, что не может поменять дни на ночи, реальность на грезы. Разве человеку разрешено менять один мир на другой?
Никогда в жизни Люси не спала так много. И все же все дни напролет в магазине здоровой пищи она зевала, страстно желая вернуться в постель и в свой сад.
На шестую ночь ей снилось, будто она пересекла по крошечному мосту узкий ручей, и стала обследовать новую часть сада. Большинство растений, более грубых и колючих, были ей незнакомы, и запахи витали тоже иные. Красота этой части сада была другой, но воздух казался волшебным. Люси долго рассматривала растения и, едва проснувшись, достала блокнот и зарисовала их. На следующий вечер она оставила блокнот и набор цветных карандашей рядом с кроватью. Заснув, она во сне вернулась в ту часть сада и принялась изучать растения, словно зная, что позже станет их зарисовывать. Она старалась как можно лучше их запомнить — нюхала и изучала на ощупь строение их листьев. На следующее утро Люси проснулась рано и два часа перед работой занималась своими рисунками.