Молчание. И вот уже мысли ее там, в этой дали.
А какая «даль» у нее, девятнадцатилетней? Но даль уже есть — детство. «Два капитана», «Военная тайна»… Комиссарская фуражка отца и он — сосредоточенный, строгий в полувоенном кителе, с орденом.
…Мама. «Кларочка, ты пила молоко?» — «Мама, мне некогда, у нас комсомольское». — «Боже, это одна минута!»
Клара стоит в передней у зеркала, поправляет косынку.
— Но ты совсем уже взрослая… Ты будешь красивой.
— Ну, ма-ма…
И вот она уже бежит по Басманной. Красивая? Секунда размышлений, и уже другие заботы. Что-то очень много надо сделать, сказать, договориться. И все ускоряя шаг, она взбегает по лестнице. И вот их восьмой «б».
Ряды парт. Голоса ребят, хлопанье крышек. Кто-то просит: «Клара, ты решила геометрию? Дай посмотреть…»
Хороший был класс… Клавдия Александровна, классный руководитель, все просила, чтобы Клара привела на воспитательский час своего папу и чтоб он рассказал, как воевал в гражданскую. Но папа всегда очень поздно возвращался с работы. Прежде чем сесть ужинать, он подходит к Кларе, чтобы проститься на ночь. Но, присев на край постели, заговаривал с ней, расспрашивал о школьных делах, потом начинал что-нибудь рассказывать. Затем спохватывался, вставал: «Поздно, спать пора». «Папа, ну подожди, не уходи, расскажи еще!»
Входила мать, Екатерина Уваровна:
— Трофим, ведь она опять спать не будет. Она и так, если ты задерживаешься, не спит, а ждет тебя…
И свет гаснет. Темно. Только вверху тоненькая полоска света вдоль фанерной перегородки, которая чуть не доходит до потолка. Эта тоненькая полоска — ее детство, короткие мгновения перед сном, когда глаза уже закрываются сами. В голове обрывки мыслей. Скоро зимние каникулы. Какую-то папа достанет елку? В прошлом году была огромная — до потолка. У папы на работе тоже будет веселый утренник.
День рождения. Накануне, засыпая, Клара знает, что, проснувшись поутру, найдет рядом с постелью подарки. А вечером придут одноклассники. Мама с утра в хлопотах, пахнет сдобным тестом. Хорошо ли подойдет — мама волнуется. Но волнения всегда оказываются напрасными: тесто поднимается вовремя. Приходят подруги, товарищи, собираются в огромной передней. Здесь таинственный полумрак. Можно поиграть, побегать. Сегодня все можно. И вот мама зовет к столу. Шумно рассаживаются.
— Тебе уже пятнадцать, — говорит мама, — в будущем году получишь паспорт.
Будущий — это 1941 год.
— А я так больше и не увидел своего отца, — говорит Ким, — он умер в марте сорок третьего.
— Он был строгий? — спрашивает Клара.
— Отец-то? Нет, мягкий, уступчивый. Вот как ты рассказываешь про своего отца, мой такой же был… у него хранилась старая казачья сабля. Я все, конечно, к ней подбирался. Помню, он взял ее и говорит: «Без нужды не вынимай — без славы не вкладывай». Потом повел на задворки, поставил здоровый ком глины — и показал, как надо рубить. Вот мама была построже — помню, покрикивала на сестер, у меня их три… Когда Сумщину освободили, я все же на сутки вырвался, дали машину, махнул в Салогубовку…
— А мама как? Обрадовалась?
— О!.. Я подъезжаю к дому. А мама из погреба выходит, в руках — тарелка, вижу… Я открыл дверцу, выскочил из машины — и к ней. Она как стояла, руки опустились, и тарелка полетела с огурцами… Сестры бегут, окружили. Потом соседи пришли, набралась полная хата… И я им до ночи рассказывал.
— И про меня?
— И про тебя. Помнишь, я вернулся в Клинцы и угощал вас лепешками?
— Конечно помню. Ужасно вкусные!
— Вот. Я маме сказал: «Дай мне с собой… там есть у нас одна девушка…»
— А она что?
— Она… Вот и послала. Да, недолго побыл… сутки.
— Еще побываешь, — говорит она.
— Что ж… Через две недели Слоним будет освобожден.
— А может так быть, что раньше?
— Возможно, через неделю.
— А еще раньше?
— Раньше вряд ли… Если только какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства…
— Ну, например, какие?
— Трудно сказать… Военный совет может принять решение сделать прорыв фронта именно в этом месте.
— А вдруг Военный совет уже принял такое решение? А, Ким? И утром вместо карателей придут наши танки, — таинственным шепотом, говорит она.
— На войне все возможно. Конечно. И даже фантастика.
— Правда, а?.. Мы выглядываем, а они идут и башенками покачивают… Здорово, правда?
— Башенками покачивают? Это и правда здорово, — улыбается он.
МОСКВА СОРОК ПЕРВОГО
Москва. Ноябрь сорок первого. Страшная опасность нависла над Родиной, над столицей ее. Уже пали Можайск, Волоколамск, Боровск, Рогачев. Бои шли в районе Дедовска. С юга немцы подошли к Серпухову. Стремясь к полному окружению столицы, немцы хотят перерезать канал Москва — Волга в районе Яхромы. И вот уже передовые части прорываются через канал. Из Москвы эвакуируют школы, детские сады, учреждения.