Можно также прокрутить в памяти наиболее благостные события личной жизни. Вечером вчерашнего дня, скажем, было немало приятных моментов, а это как раз и рекомендуется настоятельно - повторное переживание положительных эмоций.
"Помнишь, девочка, гуляли мы в саду?.."
* * *
Первым делом, после маловразумительных криков радости, Генрик потащил Филиппа в столовую. Похоже, Легион поголовно был заражен страшным вирусом обжорства. Эпидемия булемии, не иначе!
За ними потянулась вся компания, занимавшаяся в спортзале.
- Знакомьтесь, - сказал спортсменам Генрик, - это мой армейский друг Филипп Капралов. Целых полтора года беззастенчиво командовал мною, пользуясь должностным неравенством. Теперь сержант я, и он заранее проливает горючие слезы. Проливаешь, так? - насупился он грозно.
Филипп не без драматизма шмыгнул носом:
- Так! Горе мое велико, о могучий горбоносый вождь.
- Великолепно. Предостерегаю, друзья: у него чрезмерно раздутое самомнение, и он любит, чтобы его величали по отчеству. Верно, Капрал? - Он крепко хватил Филиппа по спине.
- А то?! - согласился Филипп. - Кто ж не любит? Вот и Карнеги писал...
- Писал, точно. Так вот. Пользуясь законным правом сюзерена, приказываю: звать вышеназванного гордеца, кому как понравится. При малейших возражениях - драть за уши! Особо чадолюбивые и милосердные могут просить об этом своего сержанта. Возражения? - Он грозно взглянул на Филиппа.
- Никак нет, мастер сержант! Не извольте сомневаться, буду рад любой кличке, - отчеканил Филипп. - Кончай, Генка, - попросил он другим тоном, вдруг люди подумают, что я и в самом деле невыносимый моральный урод? А ведь я хороший!
- Совсем забыл, - добавил Генрик, - он еще и патологический хвастун. За что и люблю! Знакомься, Капрал, это мой взвод. Маловат, конечно, - с тобой всего две полных четверки, - но так уж здесь принято. Начнем, пожалуй, с руководства. Вот этот лысый фюрер - Бородач, мой заместитель, ефрейтор.
- Мы уже знакомы, - отозвался Бородач.
- Этого тщедушного карлика с мохнатым лицом зовут Павлом Мелким.
- Рад, - сказал лохматый здоровяк и едва не сломал Филиппу кисть, сжав, как слесарными тисками, не переставая притом широко улыбаться, и пояснил: - Мелкий - это фамилие такое.
- Сан и Дан, всем говорят, что братья.
Чрезвычайно серьезные близнецы-боксеры по очереди подали Филиппу крепкие руки. "Александр". "Данила". Он, разумеется, тут же забыл, кто из них кто. Впрочем, на груди у каждого легионера присутствовала табличка с именем.
- Наум. - Чернокудрый хазарин, специалист по объездке диких тренажеров, назвался сам.
- Рабинович?! - ляпнул неожиданно для себя Филипп.
- Хуже, - понурил голову Наум. - Значительно хуже. Березовский.
Мелкий, помрачневший было и побагровевший после внезапной и ничем не обоснованной черносотенской выходки Филиппа, облегченно расхохотался. Отсмеявшись, предупредил:
- Следи, парень, в другой раз за языком получше. Еще раз такое себе позволишь - закопаю! Уяснил?
- Вполне. Прости, - кивнул Филипп Науму. - Ей-богу, пошутить хотел, и только.
Тот примирительно махнул рукой: "Не бери в голову".
- Вольдемар. - Голос последнего в списке представленных наемников, изящного, чрезвычайно подвижного белокурого красавчика был негромким и по-мальчишески хрипловатым. - Но я предпочитаю, чтобы меня звали Волком. Он с вызовом взглянул на Филиппа. - В противном случае, бывает, обижаюсь.
- Волк - страшный человек, - зашумели сразу все, - хорошо, что он редко на кого обижается.
Страшный человек... Филипп прищурился. Теперь он знал, кто призывал Бородача к расправе над его задницей.
* * *
После потрясающе богатого обеда, способного травмировать изобилием и разнообразием блюд весь набор "малых голландцев", перемежаемого обычными солдатскими приколами и незлобивыми матерками, взвод двинулся по своим кельям.
- Сиеста, - важно объяснил Генрик.
- О-бал-деть! - захлопал глазами Филипп. - Уж не на курорт ли я попал?
- После обеда нагружаться - заворот кишок схлопочешь! Зачем Большим Братьям легионеры с больным брюхом? - недоуменно спросил его сержант.
Действительно, зачем?
- Постой-постой! - спохватился Филипп. - Большие Братья, говоришь?
- Ну да, а как же их еще звать? Тирьям-пам-памцы? Об их родное имечко и шведы с норвегами язык поломают, куда уж нам, простым российским колхозникам! Терране? Пытались, не прижилось. А так - и уважительно, и традиции соблюдены. Вам, русским, конечно, непривычно быть в роли меньших да молодших, однако ж что поделаешь?.. Объективные, брат, реалии!
* * *
Сиеста тянулась часа три, и все это время друзья предавались воспоминаниям. Ностальгировали чуть не до слез. Филипп откровенно любовался на все такого же, как прежде, чудесно усатого, волосатого, горбоносого, громогласного, широкогрудого и большерукого армянина, по которому, честно говоря, очень соскучился.
А как Саркисян говорил... М-м-м, заслушаешься! Великолепное национальное красноречие накладывалось на почти неуловимый акцент и вкусно выписываемые детали. Напор горных рек и крепость столетнего коньяка. Громыхание сходящей лавины. Ярость самума и соль армянского радио. Хотя... Самум, кажется, не совсем на месте. Более того, он, кажется, совсем не из тех мест. Впрочем, не важно.
Важным Филиппу показалось вот что: занесло Генрика в Легион вследствие жутко любопытного нагромождения случайностей. Непреднамеренного, разумеется.
И пованивало от его злоключений чем-то поразительно Филиппу знакомым... А было так:
- Поехал я, понимаешь, столицу Родины проведать. Арбат там, Горбушка, то да се... Третьяковка... Малый туристский набор, в общем. Вечерком завернул в кино. Фильм кончился, я на вокзал отправился. Стою в метро, электричку жду. Рядом девушка красивая. Я, сам понимаешь, грудь развернул и хвост распушил. Пою. Она смеется, но не гонит. "Хороший знак!" - говорю я себе, и хвост еще краше разворачиваю, и грудь еще выразительнее округляю. Тут подходят два сержантика милицейских, под газом, по-моему, так, мол, и так, документы давай, чурка черножопая, сумку выворачивай. А сами браслеты достают. Я сумку открыл, паспорт достал, говорю им: "Обратите внимание на прописку, граждане: свой я, питерский! И не чечен злой, что примечательно, а армянин зело добрый". Им, само собой, по борозде: "Не вякай, носатый, тебя никто не спрашивает!" А чтобы понятней мне было, дубинкой под ребра заехали. Девушка, добрый человек, пыталась вступиться за меня, так менты ее сучкой обругали и пообещали всяких неприятностей. Агрессивно так пообещали! Я за девушку обиделся, взбеленился, рожи им начистил, пистолетики отобрал. А вот рации забыл. Да хоть бы и не забыл, что, в метро телефона не найдется? Они, козе понятно, большой вой устроили в эфире. Если бы не Игорь Игоревич, с которым ты, как я понимаю, тоже знаком, крышка бы мне была обеспечена железная, возможно, даже оцинкованная... Родителям написал, что нашел отличную работу. В парижском армянском журнале "Севани". Не знаю, есть ли такой? Они не поверили, конечно... Все равно открытки шлю, деньги перевожу.