Были у Серманов, они молодцы. Передают вам с Семеном Израилевичем огромадный привет (Руфь бросила курить), они уезжают на полгода в Штаты.
Дети молодцы, Федька просто гигант самостоятельности. Мы очень дружим, обсуждаем всё открыто, он сейчас много рисует, и здорово рисует. Читает книги на всех языках, Манька тоже большая читательница и сочинительница всего. Мы купили еще один подержанный компьютер, так что Федя может работать на нем на иврите. Интересно наблюдать, как компьютер выдает ивритские тексты, которые Федька создает на нем, для меня это все еще японская премудрость.
Мамулечка, держитесь там, я просто не представляю, как можно существовать в условиях тотальной энтропии, но я не имею права даже вопрошать. Все равно вы должны сюда приехать, и так и будет. ‹…›
73. Е. Макарова – И. Лиснянской
Март 1992
Дорогая мамочка! Вчера получила от тебя письмо «старое», от февраля, опять с изумлением прочувствовала неумолимую силу времени. То, что ты пишешь и о чем волнуешься, – уже так далеко… Единственное, что есть и остается все время, – переутомление. Все ярко, будоражит, смены картин, актов, сцен, персонажи… условности и реалии…
При этом постоянно существует ряд событийный. Вот позвонили из Голландии – будет 10 стендов 3×2 метра, и я уже в голове их расставляю, развешиваю работы, вижу, чего уже не хватает, а что можно бы и не брать, – звоню своим детям, чтобы они приготовили дома другие рисунки и ждали меня на машине дома…
‹…› Если бы научиться выключаться или переключаться на созерцание без реагирования! Думаю, как увижу выставку Рембрандта, его дом, – и от этого у меня дух заходится. Не говоря о миссии, с которой еду.
Это приглашение от христианского общества, помогающего евреям в Израиле. Человек, который впечатлился моей работой, играет на органе во время воскресной службы, он как-то мистически глуп, но что-то есть, видимо, в этой глупости величественное…
Он по-человечески хочет мне помочь с моими проектами, свести меня с людьми, которые могут быть спонсорами. Интересно, что мои герои, все эти дети, Фридл и свита погибших, бродят со мной с места на место, я всегда ощущаю их присутствие. Не думаю, что это помешательство, в реальной жизни я все еще вполне сохраняю адекватность и срываюсь только в тех случаях, когда мои переутомленные мозги натыкаются на раздражающий фактор извне.
Мы волновались 17-го[116] за вас, но все обошлось. Что касается внутреннего состояния Израиля, то оно сейчас нелегкое. Наверное, все, что ни делается здесь, дразнит и злит мир, часто справедливо. Но ведь многие правительства многих стран ведут себя глупо, почему здесь все должны быть умными? Мы такие же люди…
Разумеется, в правительстве раскол, огромная безработица, недовольство. У советских людей нет запаса прочности, нервы у всех не в порядке, мягко выражаясь, надежды и претензии огромны, поразительное отсутствие умения радоваться и созерцать, им все мешает, все давит, трет. Везде тесно и душно. С одной стороны – Израиль не справляется сам по себе, с другой стороны – ропот разлит в воздухе. Каком? Древней и свободной земли, Пророков и Мудрецов, – советские обыватели не способны это понимать и ощущать, и они не обязаны – весь мир потерял обоняние, чем хуже мы?
Еще два года тому назад в атмосфере не было разлито такой тревоги. Люди улыбались, были по-хорошему легкомысленны, а теперь в автобусах мрачновато, – какой это яд, мы! Ведь если аргентинским евреям здесь не пришлось по душе, они взяли да уехали к себе в Аргентину. Это все личные проблемы. А советские люди все обобщают, суммируют, нагнетают. Посмотришь: одеты, накормлены, никто не валяется по лавкам в парках, – нет – нас не любят, нас не хотят, мы не нужны. Ненавидят «пейсатых», как они выражаются, вообще ненавидят слишком много чего. ‹…›
74. И. Лиснянская – Е. Макаровой
18 марта 1992
Дорогая моя деточка! Большое спасибо тебе – 3 пачки кофе! А у меня как раз кончилось. А уж Семен радовался, как маленький, – цвел и сиял. ‹…› Очень я огорчилась, что нет от тебя письма. На что папа сказал: «Зато в прошлый раз мне не было письма». А я: «Леночка мне ответила на десять моих вопросов по всем пунктам». Папа сказал, что ты ему прислала носки и кофе, и тоже был очень доволен. Детский сад – скажу тебе, хотя, правда, в очень непростой жизни – дороговизне. Сильная рифма!
Позавчера у нас был один Джон[117] с женой Кэрол. Фамилию забыла. Он увидел на полке твои фотографии и сказал: «Очень, очень знакомое и красивое лицо». Это – моя дочь. Во-первых, писательница Елена Макарова. – Да, да, сказал он, я слышал, что есть такая хорошая писательница. Но почему-то мне очень знакомо ее лицо. Тогда его жена, которой он переводил на английский, подошла к полке, и я, из ее восхищенного предложения по-английски, поняла только одно слово: «Терезин»! Ну и разговорились. Они тебя, оказывается, видели по телевизору в Америке[118]. ‹…› Они почему-то в подарок нам привезли штук 50 одноразовых шприцев. М.б., думают, что я наркоманка? Шучу. Знают – все дефицит. ‹…›