В следующий миг ему пришлось пережить сильное потрясение. Из темноты коридора на него вылетело что-то воющее, с горящими глазами. Иван даже охнуть не успел – только прижался к стене…
А воющее существо, оказавшись на освещенной лестничной площадке, превратилось в кота. Этого кота Серега нашел во дворе и с тех пор подкармливал.
Кот иногда ночевал с ребятами, но чаще предпочитал проводить время на улице, среди старых друзей и подружек. И вот это животное каким-то образом оказалось в запертой квартире…
Иван моментально сообразил – в квартиру кто-то входил с того момента, как они с Серегой ее покинули. Это мог быть хозяин, решивший проведать жильцов. Но хозяин вряд ли потерпел бы тут присутствие уличного кота. Этот пункт в их устном уговоре не значился. Значит, тут побывал сам Серега – кому еще пришла бы в голову мысль пустить сюда животное?
Иван прикрыл за собой дверь, но на всякий случай не стал защелкивать замок. Оттянул предохранитель и оставил крохотную щель между дверью и косяком. В квартире было темно и тихо. Свет в коридоре ему почему-то включать не захотелось. Знакомое чувство опасности – ледяной холодок вдоль позвоночника, влажная дрожь пониже живота… Он подумал, что не вооружен, значит, если что – придется действовать голыми руками. В квартире кто-то был, а может, и сейчас есть… Он бесшумно шагнул в сторону первой комнаты. Прислушался. Абсолютная тишина. Понять, есть ли кто в квартире, можно было, только включив свет. Он выругался про себя и протянул руку, нашарил выключатель, нажал…
Вспыхнула лампочка без абажура, висевшая под растрескавшимся потолком. В комнате никого не было. Все вещи находились точно в том положении. в каком он их оставил. Иван не стал тратить время на эту комнату, оставил свет включенным и пошел на кухню. Там его ждала та же картина: относительный порядок, пустая раковина, стопка чистых тарелок – он сам их помыл перед последним делом… Ванная, туалет – тот же результат. Свет во второй комнате он зажег почти спокойно.
И тут же увидел Сергея.
Тот лежал на диване, лицом вниз, широко раскинув ноги, обутые в грубые ботинки армейского образца. По пояс он был совершенно голый – даже майки на теле не осталось. Джинсы расстегнуты и спущены почти до колен… Выглядело все это так, будто его друг ожидает, когда ему поставят укол в мягкое место.
– Серега… – прошептал Иван.
Точнее, попытался прошептать. Губы никак не расклеивались. Он достаточно повидал мертвых на своем веку. Сергей был мертв.
Прежде чем притронуться к нему, Иван обшарил всю комнату, убедился, что никто в ней не спрятался. Потом сбегал в коридор, запер дверь на все замки. Ему было так плохо, как никогда в жизни. Он был готов завыть, точно как этот несчастный кот, сидевший в темной квартире с мертвецом… Иван с трудом перевернул друга на спину, прижался ухом к его груди, чтобы прослушать сердце, и тут же выпрямился. Нечего было слушать. Тело совершенно холодное.
Тут ему и самому стало холодно.
Смутно вспоминалось, что в холодильнике должна быть недопитая бутылка водки. Они с Серегой выпили немного в ту ночь, когда сбежала Алия. Ивану водка тогда пошла на пользу – он моментально уснул. Может, она была и не полезна при сотрясении мозга, но он не привык церемониться со своим организмом. Вообще никогда не думал, что с ним может что-то случиться. А вот теперь он остро ощущал: с ним может случиться все, даже самое худшее Водка в холодильнике нашлась, и он выпил остаток из горлышка, не закусывая, не переводя духа, не ощущая вкуса и запаха. Отбросил пустую бутылку, так что та докатилась до сцены и остановилась, жалобно звеня.
Но, как ни странно, не разбилась.
– Серега, – пробормотал он. – Кто ж тебя так, а?! Какая сука?!
Он закурил, заставил себя подождать минуту, чтобы привести в порядок руки. А руки так и прыгали.
Не слушались его. Потом вернулся к трупу, осмотрел внимательней. Даже штаны спустил до самых ботинок, хотя ясно было, что ноги совершенно целы. Вообще на теле не было никаких повреждений – ни пореза, ни тем более глубокой раны от ножа, ни пулевых отверстий, ни следов удавки.
Ничего. Он осторожно перебирал кончиками пальцев волосы на голове – проломов нет, кровоподтеков нет, по голове его не били. Отчего же он умер, в конце концов?
"От разрыва сердца, – пришла в голову идиотская мысль. А за ней – другая:
– А что? Разве молодые не умирают от сердца? Но он же был здоров как бык! Может, я просто чего-то не знал? Чепуха, мы с ним друг о друге знали все! Ему не понравился цвет Серегиных губ – синюшный какой-то. Противно было копаться, но он все же сбегал на кухню за ножом, чтобы заставить труп разжать зубы. Когда это удалось, он увидел сухой, как бумага, голубовато-бледный язык.
– Яд, – сказал он вслух. – Отравился.
И как ни странно, перестал бояться. Яд – это было что-то несвойственное тому миру, где он жил. Если бы пуля или нож – он бы боялся. Но чтобы кто-то заставил его выпить яд?! Да, но кто-то ведь заставил.
А может, он это сделал сам?
Иван ничего не понимал. У него рождалось все больше вопросов, а ответов что-то не предвиделось.
Кто дал приятелю яд? И почему тот его принял?
С кем он тут был? При чем тут спущенные штаны?
В туалете это было бы понятно, но в комнате?
И чего ради он разделся перед смертью? Иван огляделся. Никаких признаков борьбы. Если тут что-то и произошло, то комнату потом прибрали. Нет ни стакана, ни бутылки, где мог быть яд. Хотя яд скорее всего не в бутылках держат. Его взгляд упал на музыкальный центр, и он понял – Серега пришел сюда за ним. Им в голову пришла одна и та же мысль – нечего разбрасываться ценными вещами.
В углу Иван заметил Серегину дорожную сумку. Подошел, открыл. Все вещи на месте, и не похоже, чтобы друга ограбили. И все же он мертв.
«Надо сматываться отсюда, – понял Иван. – Не хватало еще, чтобы меня замели тут со свежим трупом. Доказывай потом ментам, что я бы Серегу и пальцем не тронул!»
Да, надо было уходить, но уйти он не мог. Если он уйдет сейчас – Серегу ему больше не увидеть. И никогда не узнать, что с ним случилось. Может, его нашли родственники одной из жертв? Может, его, Ивана, тоже ищут? Да, уходить надо было как можно быстрее, но он не мог, просто не смел оставить друга здесь в такой жалкой позе, на скомканных простынях – холодного, мертвого, униженного. Да, униженного, потому что смерть – это величайшее из унижений, которое может испытать человек. Эта мысль впервые пришла ему в голову. Раньше он о смерти не думал.
– Дай я хоть штаны тебе застегну, – обратился он вслух к другу. – Что я еще для тебя могу сделать?
Ты уж прости, мне надо уходить.
Он рывками натягивал на Серегу джинсы. Пришлось перевернуть его на бок, чтобы завершить дело.
И тут он вдруг заметил то, чего не углядел при первом осмотре тела. На левой ягодице виднелся крохотный прокол, окруженный синеватым вздутием. Будто укус какого-то насекомого. Иван остолбенел. Хотел прощупать вздутие, но тут же отдернул руку. Обернул палец уголком простыни и только тогда решился нажать. Под пальцем ощущалось явное затвердение.
– Укольчик, – пробормотал Иван. – Укольчик или укус. А скорее всего все же укольчик.
Он глазам своим не верил, он ничего не понимал.
Поднялся с постели, застегнул на Сереге джинсы, прикрыл его простыней. Погасил везде свет, вышел из квартиры и захлопнул дверь.
Серегина бабка на этот раз не была предупреждена звонком о его визите и потому не открывала еще дольше. Иван нервничал, озирался, и все это время дверной глазок был темен – бабка рассматривала его.
Потом все же открыла:
– Опять ты?
– Да, я от Сереги. – Иван втиснулся в прихожую, не дожидаясь приглашения. – Такие дела, он в аварию все же попал!