Выбрать главу
Пошла плясать Бабушка Лукерья, На затылке нет волос, Навтыкала перья.
Ой ты, мода, ой ты, мода, До чего ты довела? В церковь бабушка Матрена С голой задницей пошла.

Ясно, что и Лукерья, и Матрена — очень старые, допотопные бабушки, как и их имена, которых сейчас, в наше время, никто никому не дает. Тем чуднее и забавнее смотрятся эти бабушки в частушках: Лукерья — с перьями вместо волос, а Матрена — с голой задницей, то есть едва ли не в мини-юбке.

Бывает, что имена в стихах выступают в роли культурных просветителей, заключают в себе какую-то культурную информацию. Как, например, у Пушкина:

Дианы грудь, ланиты Флоры Прелестны, милые друзья, Но все же ножка Терпсихоры Прелестней чем-то для меня.
Клеона полюбили вы, А я наперсницу Наташу.

Или, например, у Ахматовой:

И темные ресницы Антиноя Вдруг поднялись…
И это станет для людей, Как времена Веспасиана.
А мы живем как при Екатерине, Молебны служим, урожая ждем.
Темная, свежая ветвь бузины… Это — письмо от Марины.

Или, например, у Блока:

Офелия в цветах, в уборе внимала звукам дум своих.
И мнилась мне Российская Венера.

Имена собственные в поэзии могут выражать какую-то большую идею — художественную, эстетическую, этическую, нравственную, философскую, мировоззренческую, общественную, политическую, в том числе, например, русскую идею или антирусскую. Один аноним из Днепропетровска усмотрел в моих стихах про имена «Тут столько Эдуардов, Жанн, Эльвир…» и в моем «Плаче сестрицы Аленушки по братцу Иванушке» не просто русскую идею, а антизападную и антисемитскую (будто все русское должно быть обязательно антисемитским, как если бы антиармянским, антиузбекским, антифранцузским, антикитайским!), некий «истинно арийский… пардон, истинно российский, точнее истинно расистский дух» (ух, куда загнул!) и лозунг «Бей жидов, спасай Россию!» и разразился бранным письмом в мой адрес, вопрошая, с кем же это «сестрица Нинушка», которая прячется а Аленушкой, призывает бороться братца Иванушку, с какой такой «темною силой, с каким таким Змеем Горынычем», уж не с «масонской ли силой темною, с проклятою ордой»? — и иронизируя над тем, что сестрице Нинушке, видите ли, не нравится все нерусское, в том числе и «Заморские имена» Жанна, Эльвира, Стелла, Эдуард, что они для нее, судя по всему, «гораздо страшнее любого русского мата»: «Нине не дает покоя мысль о том, что в деревне нет «ни одного Ивана и Марьи — ни одной». Страшно представить, что приключилось бы с Ниною, ежели бы она проведала о том, что Иван да Марья — имена вовсе не русские, а — я уж и боюсь сказать, какие». Не бойтесь, дорогой аноним, я давно знаю, давно «проведала», что Иван да Марья, как и многие русские христианские (а не славянские, не языческие) имена — это имена еврейского происхождения (а есть и византийского, и греческого, и итальянского). Ну и что?! Меня это не шокирует. Еврейская форма имени Иван — кажется, Иоханнан, византийская— Иоанн, английская — Джон, французская — Жан, итальянская — Джованни, польская — Ян, грузинская — Ивано, но Иван, Ваня, Иванушка — это чисто русская форма, поэтому имя Иван считается русским и даже стало символом русского народа, как и имя Марья, Маша, Маруся, еврейская форма которого— кажется, Мариам или Мэриам. И это неправда, что мне нравится все только русское, а все нерусское не нравится! У меня широкая душа и широкие вкусы и взгляды. Все хорошее нерусское, в том числе и еврейское и западное, мне тоже нравится, в том числе и имена, в том числе и Жанна, Эльвира, Стелла, Эдуард (а между прочим, я в детстве крестила этими именами своих любимых кукол — мне нравилось все экзотическое). Они по-своему хорошие. И я не против них и не против всего нерусского. Но я против засилья всего нерусского в русской стране, против вытеснения у нас всего русского всем нерусским. Точно так же, как я и против засилья всего русского в любой нерусской стране. Я за чувство меры во всем, как говорили античные мудрецы.

Между прочим, ромашка — тоже цветок не русского происхождения, а то ли итальянского (от «ромы», от Рима), то ли, как и картошка, американского… Ну и что? Это не мешает ей быть русским символом, как Ивану с Марьей, и самым русским цветком, как картошке — самой русской едой.