— Так что же в итоге? Я… свободен?
— Да. — Малдер кивнул. — Можете идти.
Калеб дернулся, словно и впрямь собирался встать со стула, но тут же опустился обратно.
— Но… куда?
— Идите домой, — с улыбкой предложила Скалли. — По закону особняк — ваша собственность. Но я думаю, вам стоит пообщаться с Аннетт. Уверена, вы с ней непременно найдете общий язык.
***
В свой последний вечер в Новом Орлеане агенты еще раз навестили кондитерскую. В канун Дня благодарения посетителей в ней заметно прибавилось, а хозяйка заведения прямо-таки светилась от счастья. Выпроводив последнего покупателя, она усадила Малдера и Скалли за стол вместе с Калебом и Джейми. Та явно изнемогала от неловкости и поначалу держалась очень скованно. Кажется, она всерьез опасалась, что какое-нибудь лишнее слово или жест спровоцируют вопросы, которые еще больше скомпрометируют ее семью перед Калебом. Но мало-помалу девушка расслабилась. Ни Малдер ни Скалли не собирались заводить разговоров об ее отце. Легко ли в один вечер узнать, что самый близкий для тебя человек водил за нос влюбленную в него женщину, зачал с ней ребенка и отрекся от него, а потом еще и попытался сжечь ее дом?
Сам Калеб, не привыкший к компании, по большей части молчал. Свободно чувствовала себя одна Аннетт. И с первого взгляда было видно, какой теплотой она прониклась к Калебу. «Нет ли в этом чего-то… неправильного? — задумалась Скалли. — Ведь она наверняка видит в нем погибшего сына». Но, в конце концов, какое это имеет значение, если две одинокие души наконец обрели друг друга?
В честь завершения дела Аннетт накрыла поистине королевский стол — с закусками, тарталетками, канапе и вином. Венцом всему, конечно же, стал десерт — огромный торт в два или даже три яруса, оформленный в виде новоорлеанского особняка, подозрительно похожего на дом Берков, каким он был до пожара. Возможно, это была случайность, а может быть, символ. Символ единения, символ дружбы, возродившейся из пепла.
Малдер и Скалли покинули кондитерскую Аннетт далеко за полночь. Их рейс отправлялся рано утром и оставшееся время они решили посвятить еще одной прогулке по ночному городу. Погода все еще оставалась такой же невыносимой, но в воздухе чувствовалась перемена: со дня на день нависшая над Луизианой странная жара отступит, и в Штат пеликанов наконец-то придет запоздавшая — и такая долгожданная — зима. Агенты удобно устроились на той же самой лавочке, где сидели накануне, и молча наслаждались видом на Миссисипи.
Новый Орлеан отражался в ее спокойной воде тысячью искристых, переливающихся огней. Отсветы от небоскребов пронзали гладь реки разноцветными остриями, превращая ее темную ровную поверхность в расцвеченное глянцевое полотно. Вдали, справа, виднелись мосты Кресент-Сити — яркие, сверкающие ослепляющими фонарями, будто огромная рождественская ель. Город словно бахвалился своим благосостоянием, своей мощью, как внезапно разжившийся деньгами бедняк — выставляя напоказ все самое дорогое и новое из того, чем успел обзавестись, и пряча то, что составляло его истинное богатство. Ведь настоящие сокровища таились глубже — во внешне бесхитростных домиках в колониальном стиле, огромных жутковатых поместьях и узких европейских улочках, в кладбищах без могил, усеянных атрибутикой вуду, во всей этой безумной мешанине культур, религий и наречий, слитых в единую — странную и страшную нить американской истории с ее ужасающими и подчас невероятными причудами и поворотами.
Скалли любила восточное побережье и нежно любила Нью-Йорк — пресловутый «плавильный котел» Америки, но только здесь, в Новом Орлеане, ей впервые довелось испытать это уникальное, первобытное, почти звериное чувство — ощущение своих корней, глубинной связи с историей, с родной землей. Чувство, которое живет в каждом из нас где-то очень глубоко, на генетическом уровне, и просыпается лишь в те редкие моменты, когда его что-то будоражит.
Очнувшись от этих мыслей, она бросила быстрый взгляд на напарника. Тот, кажется, тоже был целиком поглощен какими-то своими серьезными размышлениями. Она подтолкнула его локтем. Малдер, вздрогнув, повернулся к ней, и по его губам скользнула легкая улыбка.
— Я все думаю, Скалли… — Он снова посмотрел на реку и глубокомысленно продолжил: — Из чего она сделала колонны?
Какое-то время Скалли только бестолково хлопала глазами, тщетно пытаясь понять, о чем идет речь, и, наконец-то догадавшись, что Малдер говорит ни о чем ином, как о торте мадам Арно, не сдержалась и, запрокинув голову, заливисто расхохоталась.
— Что? — Малдер был явно сбит с толку, но на его губах по-прежнему играла мягкая улыбка. А Скалли никак не могла отдышаться и только обессиленно стонала, вытирая выступившие от смеха слезы. — Что?
— Ничего, Малдер, просто у тебя был такой вид, как будто ты думал о чем-то важном. –Теперь напарник глядел на нее с неприкрытой обидой, но прежде чем он успел придумать достойный ответ, Скалли с заговорщическим видом добавила: — Я думаю, это белый шоколад.
— С ума сойти. — Малдер восхищенно покачал головой, но вдруг снова повернулся к напарнице и теперь уже с полной серьезностью сказал: — Прости за очередной испорченный День благодарения, Скалли.
— Перестань, Малдер. Ты же знаешь, как я ненавижу самоуничижение. — Она казалась искренне недовольной. — Да и дело в итоге оказалось совсем не пустяковым.
— Что стало полной неожиданностью для нас обоих. — Он усмехнулся. — Нет, правда. Мне очень хотелось сменить обстановку, но вовсе незачем было так настойчиво вовлекать в это тебя. — Увидев, что Скалли начинает закипать от негодования, Малдер быстро поднял руку, словно прося ее не перебивать: — Я знаю, что ты в состоянии принимать решения сама. Спасибо, что приняла именно такое.
— Пожалуйста, Малдер. — Скалли тепло улыбнулась. Такая задушевность была для нее непривычна, но, как ни странно, не вызывала никакой неловкости. Малдер заглянул ей в глаза, и вдруг ощутил, как между ними вновь устанавливается странное, глубже всяких слов, взаимопонимание. То же самое ему довелось ощутить совсем недавно, после их откровенного разговора о Ли Роше и Саманте. Но к этому чувству вновь примешивалось множество оттенков — облегчение и радость и в то же время — смутное опасение, нерешимость. Все это приводило его в замешательство, с которым, впрочем, на сей раз удалось справиться много быстрее.
— Это было… хорошее дело, — добавила Скалли, глядя куда-то вниз и пиная мыском туфли ни в чем не повинный дубовый листок. Кажется, она тоже слегка смутилась. — Мы, можно сказать, помогли всем обрести семью.
— Кроме Джейми. В сущности, она потеряла родного отца, — задумчиво произнес Малдер.
— Зато нашла брата.
— И какова мораль?
— «Кто ищет, тот найдет»? — предположила Скалли.
— Но ведь никто никого не искал, — справедливо заметил Малдер.
— Ладно. — Она пожала плечами. — Тогда «Найдет даже тот, кто ничего не ищет». А значит, мы с тобой найдем и подавно.
Малдер громко рассмеялся.
— Немного притянуто за уши, Скалли, но зато оптимистично. — Он посмотрел на часы и встал. — Пора идти, если мы хотим успеть собрать вещи.
Скалли поднялась и бросила последний, полный легкого сожаления взгляд на Миссисипи.
Они оба постояли так еще минуту, а потом, не сговариваясь, синхронно развернулись и направились к выходу из парка.
— Знаешь, что, Малдер… — вдруг заговорила Скалли.
— Да?
— Когда вернемся домой, заезжай ко мне как-нибудь на чай. — Малдер изумленно посмотрел на напарницу, ожидая разъяснений. — Попробую и я приготовить чего-нибудь сладкого. Для этого ведь ничего и не нужно, кроме желания и фантазии. Не так ли? — И она улыбнулась Малдеру какой-то новой, странной улыбкой, какой он никогда не видел на ее лице прежде.