– Извините меня, я не хотел Вас обидеть.
– Ты меня не обидел, но мне хотелось бы прочитать молитву за упокой души твоих близких.
– У меня нет близких.
– Но родители-то у тебя есть?
– Я детдомовец.
– Но ты…
– Извините меня…- Мужчина поспешил к автомобилю, что стоял неподалеку. Не успела старуха сделать и двух шагов в его сторону, как он сел, и машина тронулась с места. В ушах осталась звучать только песня, которая звучала из магнитолы машины:
С какой стороны ни возьми, но выходило, что мужчина не имел дурных мыслей. В этом не осталось сомнений. Во всяком случае, следил за ней не с целью ограбления. Но тогда зачем? С какой целью?
Почему дал столько денег? До самых дверей общежития Фатима искала ответы на эти вопросы.
Дверь в комнату коменданта была открыта. Стараясь не попасться ему на глаза, старушка прошмыгнула мимо. И со стариком – вахтером поздоровалась только кивком. «Сейчас, даст Бог, принесу деньги, – думала она, поднимаясь по лестнице. – Хоть ненамного, но долг уменьшится».Войдя в комнату, Фатима сразу же сморщилась от неприятного запаха, ударившего в нос. Посмотрев по сторонам, прошла в глубь комнаты и потянулась к старым книгам в шкафу. Радик спал. Он опять пьян. Деньги должны быть на месте. Сын не имел привычки трогать книги. Он мог перетрясти все: карманы, посуду, даже обувь, но к книгам не притрагивался никогда. Но сегодня Фатима не нашла своих денег. Исчезла и вчерашняя пенсия и около трех тысяч, собранных ею.
Она не верила своим глазам. Еще раз перебрала все книги. Затем взглянула на храпевшего во сне сына. Ей захотелось избить и даже убить его. Оторвать бы ему голову. Но она сумела только промолвить:
«Сволочь», и бессильно опустилась на стул. Перед глазами промелькнули картины одна страшнее другой.
Немного успокоившись, она выложила на стол из кармана мелочь и принялась их считать. Слава Всевышнему, набралось 180 рублей! Плюс тысяча.
Пока они не попали в руки этому окаянному, надо расплатиться с комендантом.
Старушка еще раз перелистала книги и пошла к коменданту.
Хотя она и была довольна сегодняшней выручкой, но очень переживала за потерянные деньги:
– И почему я сразу не отдала их коменданту, ведь знала, что сын непутевый. Поздно! Сама виновата…
– Фатима, забыл тебе сказать,- встретил ее вахтер, – тут письмо есть.
Старушка была погружена в свои мысли и поэтому не придала его словам значения и лишь в комнате коменданта вздрогнула:
письмо?! Много лет назад письма она ждала с нетерпением. Каждый день выходила навстречу почтальону:
– Дочка, нет ли мне письма?
– К сожалению, апа[2], нет.
– И сегодня нет, да?
– Нет.
– Ну почему никто не пишет хотя бы строчку?
Если случалось, что не видела почтальона с утра, не ленилась, шла к ней домой. Иногда ей даже казалось, что дети ей пишут, а вот девушка-почтальон забывает отдать ей письма или делает это нарочно. Даже иногда ругалась с ней из-за этого.
Но со временем Фатима потеряла всякую надежду. «Наверное, сыновей уже нет в живых, – думала она. – Были бы живы, неужели бы не подали весточки? Только бессердечные могут так поступать. Нет, их нет в живых». Вот младший так ее не мучил. Писал ей из армии. А когда женился и стал жить в Казани, регулярно приезжал, интересовался ее здоровьем, невестка раз в неделю обязательно звонила, хотя бы раз в месяц писала. Да, невестка у нее была очень хорошая. Жаль, сын не сумел оценить ее. Как только она уехала, некому стало писать ей, интересоваться ее здоровьем. И она, как прежде, уже не ждала писем. Да и не от кого было их ждать!
Только сейчас, когда дошел до нее смысл слов вахтера, ее сердце вздрогнуло. Письмо! От кого оно может быть? А, может, от детей?
Нет… Наверное, нет…
– Вот хочу часть долга заплатить, остальную верну попозже.
Но комендант почему-то не торопился брать у нее деньги, а лишь загадочно улыбнулся. Старуха не на шутку испугалась. Неужели решили ее выселить?
– Не волнуйтесь, за вас уже заплатили, – сказал он, улыбнувшись.
– Позавчера еще заплатили. Вы можете еще полгода жить и не платить ни копейки.
У нее подкосились ноги. Она буквально рухнула на стул, стоявший поблизости и, думая, не шутит ли, пристально посмотрела на коменданта.
– Ты правду говоришь, сынок?
– Конечно, правду, разве этим шутят?
– Да как же это, кто мог заплатить?
– Не знаю, имени не сказал.
– Мужчина или женщина спрашиваю?