А круг продолжал заполняться огненными символами! И жаркое пламя в нём не унималось.
В горле и носу Арго запершило, как в том проклятом Незримом лесу. Вентиляция, где он скрывался, вытягивала дым наружу. Вдохнув пару раз воздух, он закашлялся, чихнул и замер, перепуганный насмерть.
Выдал себя!
Многоголосое эхо разнеслось по каменным переходам, вернулось шквалом звуков. Сестра не могла его не услышать. Она приковыляла на кривых лапах к столу, поставила музыкальную вазу на него. Вперила тяжёлый взгляд в узорную раму вентиляции. Арго съёжился, понимая: если горгулья не отведёт глаз, он выдаст себя, когда чихнёт снова или хлопнется в обморок! По лбу покатились, щекоча до невозможности, капли горячего пота.
В бездонных зрачках Мары вдруг что-то дрогнуло. Должно быть, Неопознанный Страх стал явью, материализовался. Теперь сестра узрела в облаке того, кого больше всего на свете боялась.
«Но кто он? — думал Арго. — Вот бы увидеть! Жаль, ближе не придвинуться, я у самой решётки, скрытый облаком!»
— А-а-арго-о? — протянула вдруг сестра с придыханием, с таким удивлением и дрожью в голосе, будто и сама не поверила себе. Потянулась к решётке, уцепилась за неё неловко корявыми пальцами, дёрнула.
«А что, если она выломает преграду?» — перепугался Арго.
А Мара продолжала бормотать глухим, чужим голосом:
— Арго? Что ты делаешь там, гад ползучий, отвечай? Как ты туда забрался?
Арго не мог заставить себя шевельнутся, в голове билась одна мысль: сейчас Мара всё поймёт, и его убежище откроется, но вовремя опомнился — Рах предупреждал: не отзываться! Облако защитит!
Осторожно перевёл дыхание, чувствуя, как бешеной радостью наполняется сердце. Сестра боится его! Вот почему она всё время пыталась убрать брата со своей дороги! Да ей же никто не нужен!
Подошёл Рок. Недовольно распушил перья. Навис громадой над подопечной, заглянул через её крыло в темноту люка. Рыкнул:
— Что там? Ты кого увидела, что так испугалась? На тебе же лица нет!
Мара расхохоталась:
— У меня никогда лица не было… забыл, что ли? Видно, у тебя, как у моей мамули, с возрастом голова стала, как решето, ничего не держится! Ну, у неё-то ладно, девичья память, она же обычная ведьма, а у тебя-то что?
— А у меня ранение! Арго зацепил меня мечом, когда мы сражались. С тех пор со мной происходят странные вещи, о которых я не хотел бы сейчас вспоминать!
— Ах, да! Я помню, ты жаловался на тёмную жизнь, что просвета в ней нет. Но зачем тебе своя жизнь, когда у тебя есть моя? Ты должен меня оберегать, а потом думать о себе! — Мара ткнула когтем в решётку. — Там Арго! И он не отвечает. Наверное, отравился дымом и сдох.
Рок затрясся всем телом, захихикал, повеселел:
— Если мальчишка сдох, оставь его там!
— Нет! Надо его оттуда вытащить! — взъярилась Мара, её передёрнуло, даже лапы задрожали от бешенства.
— Да не трясись ты так, Мара! Никакого Арго там нет! Он же трус — боится высоты, ему никогда не забраться в твою башню по воздуху и тем более не притащиться сюда через вентиляцию! А если бы он рискнул подойти к двери библиотеки, твои стражники давно бы задержали его! Не бойся, моё дитя, — заквохтал стервятник, шелестя непонятными словами.
Неожиданно голос Рока дрогнул и прервался. В комнате установилась пугающая тишина. Арго приоткрыл один глаз, не понимая, что произошло. В огромных застывших зрачках громоптицы промелькнул отблеск лезвия меча и руны Сол Сеана.
«Так вот кого боится Рок, сам владеющий оружием смерти? — изумился Арго. — Он боится моего хранителя — Амбигю?!»
— Думаешь, показалось? — прошептала Мара, начиная сомневаться. Махнула крылом и с громким стуком спрыгнула со стола на пол. — Я просто хотела быть уверена, что его там нет! А где он, кстати, гадёныш? Дрыхнет у себя? А где Стейна, где Артур? Где паршивец, мой дракон Рах, в конце концов? Я же велела дракону присмотреть за Арго! — голосок её зазвенел, наполняясь мощью.
Она уже пришла в себя и снова была собой: властная и непримиримая, будущая повелительница вселенной. Глаза её горели неприкрытой ненавистью. Она притопнула когтистой лапой, подскочила к слепому зеркалу и с остервенением пропахала по туманной поверхности остриём когтей, оставляя рваные полосы-следы.
— А ты что молчишь, зверюга? Не пора ли начать отвечать на мои вопросы?!
Гладь зеркала покрылась рябью. Из глубины донёсся протяжный глухой вой. А потом стены башни вздрогнули. С тяжёлой рамы сорвалось несколько оживших монстров. С пронзительными визгами приземлились они у лап Мары, ожидая приказаний. Знаки огненного круга изменили цвет на синий и перестали дымить.
Глава 20. Открытие
Услышав имя своего дракона от Мары, Арго вцепился инстинктивно в облако, желая разорвать изменщика на куски, у него в глазах потемнело от горя, но пальцы проехали насквозь, ударились в решётку. Впрочем, ему было сейчас наплевать, что Мара могла увидеть или услышать его.
Облако почему-то промолчало, словно умерло, и внутри у Арго начала разрастаться тоска. Он не мог заставить себя думать ни о чём, кроме как о предательстве дракона. Да что же это такое творится? Если Рах сбежал от сестры, как убеждал, с какой стати она вспомнила о нём как о своей собственности?
Он пришёл в ярость уже на себя, за свою глупость и доверчивость.
Ах, ну как же! Почему не додумался раньше? Пока был в замке, Рах ни разу не заглянул, чтобы поздороваться! Зато выслеживал, подслушивал под окнами! А потом, наверное, докладывал обо всём Маре… Видно, сам же и заложил его, своего хозяина, проследив его путь до Лабиринта. А иначе как могла Мал-уэль догадаться, у какого сейда разводить колдовские костры? А когда они с Чимиту решили разобраться во всём сами, дракон вдруг заявился собственной персоной — прошу любить и жаловать, я вам помогу! Значит, не выдержал испытания Мары… предал меня?
Арго сжал изо всей силы пальцы в кулаки, но боли не ощутил. Всё потеряло значение. Вокруг одни предатели. Непонятно, кому можно верить. Даже наследные хранители предают!
Арго затопило такое безумное ощущение потери и горя, что захотелось разреветься в голос — отчаянно, как в далёком детстве, когда несправедливо обидели. Так громко заплакать, чтобы мама, наконец-то услышала из своего далёка и отыскала его, и попросила прощения за то, что оставила одного.
А в памяти тем временем начали то появляться, то исчезать неясные тени и звуки. В голове возник и зазвучал едва слышный напев. А за ним пришёл голос: мягкий, лёгкий, как порхание бабочки, тихий, как шёпот листьев, и ясный, как дыхание света. Он был нежным, ласкающим. И Арго узнал голос мамы. Она пела колыбельную!
Слышишь, снаружи бесятся ветры зимние?
Не затушить им внутреннего огня.
Где-то во сне попробуй, вообрази меня.
Вообрази меня… 2
По спине Арго точно провели ледяными пальцами, по телу рассыпались мурашки озноба. Он застыл, потрясённый открытием. Песня неожиданно успокоила, внесла мир в его раненое сердце, подарила надежду!
Он не один — у него же есть мама!
Он отыщет маму!
Голос её, пришедший из небытия, был точно глоток освежающего ветра. Вспомнив о ней, Арго остыл, вздохнул с облегчением. Точно гора упала с плеч! С лёгким сердцем он снова сосредоточился на том, что происходило в комнате.
Туманная поверхность зеркала, обиженного шлепком Мары, просветлела, прояснилась. Из него послышался глухой урчащий звук, словно в глубинах земли, под замком, началось землетрясение, и эхо достигло верхних этажей. От зеркала пахнуло сыростью склепа, плесенью, а потом комната наполнилась смехом. Арго от удивления забыл обо всём на свете. Что же это за мистический Зверь, который умеет смеяться?
— Да как ты смеешь? — крикнула Мара. Охваченная злобой, она наподдавала зеркалу лапой. — Да я… да я… я разобью тебя!