— Я ничего не делала, дочь! — звенящим голосом сказала ее мать. — Молчи, ничего не говори, мы должны немедленно позвонить адвокату!
Анастасия Олеговна заплакала навзрыд. Дернулась было Ольга, но как-то испуганно посмотрела на Турецкого, осталась на месте. Опустил голову Леонид.
— Скажите, — хрипло вымолвила Ольга, — вы арестовали ту женщину? Ну, которая следователь…
— Она застрелилась, — простодушно сказал Турецкий. — Но перед смертью все о себе рассказала. Сохранилась диктофонная запись: направляясь к ней на рандеву, я догадался включить диктофон.
— Хоть что-то, — проворчал майор.
— Там есть информация и про комбинат строительных материалов, — добавил Турецкий. — Если руководству местной милиции эта тема, конечно, интересна.
От внимательного взора не укрылось, как на чело майора милиции улеглась тень. Тема, разумеется, была интересная. Но еще интереснее было бы о ней не упоминать.
— Вы должны немедленно покинуть этот дом, — процедила Инесса Дмитриевна. — И разговаривать с нами будете только в присутствии наших адвокатов. Ваши улики смешны.
— Это не так, — добродушно улыбнулся Турецкий. — Думаю, Владимир Иванович Багульник со мной согласится. Да, это не тот случай, когда можно рассчитывать, что обрадуется генеральный прокурор и его супруга. Но мы ведь работаем не для того, чтобы радовать сильных мира сего? Если вы не задержите этих людей, Владимир Иванович, я немедленно сообщу в Следственный комитет Генеральной прокуратуры и сниму с себя всю ответственность. Эти люди совершили преступление. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей.
Возможно, Анастасия Олеговна виновна меньше всех — она не нажимала на курок, не ныряла в озеро, чтобы окончательно убить человека. Она не обязана давать показания против матери и приемного сына, но ответить за сокрытие улик, введение следствия в заблуждение и избавление от мертвого тела ей придется. Решайте, Владимир Иванович. А мне пора. Устал я чего-то сегодня…
Он сидел в машине, припаркованной у ограды, жадно курил, смотрел, как из дома вытекают люди. Честь и хвала майору Багульнику, он принял непростое, хотя и правильное решение. Первой в чреве милицейской машины исчезла Инесса Дмитриевна — она высоко держала голову, не сопротивлялась. Села Анастасия Олеговна — она плакала. Последним пристроился отрок Леонид. Меньше всего Турецкому хотелось бы думать об их дальнейшей судьбе. Он дождался, пока уедет кортеж, пока растворятся в темноте габаритные огни, завел машину…
В три часа ночи он добрался до районной больницы. Раскошелиться на охрану местное здравоохранение не могло. Он беспрепятственно добрался до отделения неотложной хирургии, разбудил дежурную — некрасивую девушку с веснушками, весьма похожую на Рене Зелльвегер. Объяснил, чего хочет в столь поздний час.
— Сейчас посмотрим, — вздохнула девушка, запуская компьютер. В виртуальном пространстве информации не нашлось. — Ах, да, — сообразила работница медицинского учреждения, открыла журнал. — Буслаевой сделали срочную операцию, состояние стабильно-тяжелое, но с ней все будет в порядке. Лежит в палате номер восемь.
— Спасибо, — поблагодарил Турецкий.
— Куда вы, к ней нельзя! — спохватилась дежурная.
— А зачем тогда сказали номер палаты? — рассмеялся Турецкий. — Да вы не волнуйтесь, я на минуточку. — Он аккуратно сунул в нагрудный кармашек дежурной сложенную вчетверо тысячную купюру и пошел своей дорогой…
Эльвира открыла глаза, когда он склонился над ней. Сделала их большими-пребольшими.
— Привет, — прошептал Турецкий.
— Сами вы привет… — прошептала она, закрывая глаза. Впрочем, подумала и открыла. — Говорят, я буду жить — они не врут, Александр Борисович?
— Врачи никогда не врут. — Он склонился и поцеловал ее в щеку, которая тут же заалела. — Раз сказали — будете жить, значит, будете.
— Жалко, что я вас подвела… — она вздохнула. — До Татарцева не дозвонилась, схватила попутку, помчалась. Из кустов опять пыталась дозвониться, но не успела…
— Все в порядке. — Он приложил палец к ее губам. — Все в порядке, дело закончено, все почести достанутся мжельской милиции, не забудут и про вас. Спите, Эльвира, я просто хотел убедиться, что с вами все в порядке. Завтра еще раз приду… если моя физиономия, конечно, не вызывает у вас негодования.
— Приходите, — она прыснула.
— Договорились. — Он наклонился, поцеловал ее еще раз — в забавную ямочку между щекой и краешком губы.
Остаток ночи он провел в ночном баре неподалеку от прибежища местной исполнительной власти. Пил коньяк крохотными стопочками, тупо таращился на барную стойку. Одолел дюжину «дринков», отшил ночную бабочку, побрел на выход. В шесть утра с бутылкой водки под мышкой он дотащился до затрапезной трехэтажки на краю городка, поднялся на последний этаж, заколотился в трухлявую дверь. Когда Мышкевич допрыгал на одной ноге до двери, он уже обдумывал, не полить ли облезлые стены подъезда.