Успел Пауль и еще раз всё обдумать. Вроде он всё сделал правильно. То, что он не очень хорошо говорит по-русски, помогло ему легче изображать азербайджанца. Тем более, что он действительно знал азербайджанский язык. Да и по своей внешности он вполне может сойти за азербайджанца. Недаром над ним все шутили, что в его роду что-то нечисто... А если будут проверять насчет Ахмедова и Кабанахчи – пожалуйста, тут тоже всё в порядке. Кабанахчи действительно азербайджанское село в Грузии, рядом с Люксембургом, и Ахмедов Али Ахмедович там родился и жил, это был друг Пауля. Когда Али приезжал в Люксембург, он всегда останавливался у Шмидтов.
Одно только может тут подвести: вдруг Али еще не взяли на фронт? И если Пауля придержат, сделают сначала запрос в Кабанахчи и получат ответ, что Ахмедов Али еще работает в колхозе, что тогда будет? Ох, плохо будет Паулю. Тогда спросят его: а ну-ка, друг, скажи-ка нам, кто ты на самом деле такой есть? И опять предстала в сознании сцена: дезертировал? Знал, что будет за это? Так получай...
Нет, не может быть так. Не может быть, что будут его держать здесь целый месяц, пока получат ответ на запрос. Да и вряд ли станут запрос делать. Даже наверняка не станут. Не до этого сейчас. Что он, генералом что ли хочет быть, или в штабе работать, что надо проверять его? Он на фронт хочет, воевать хочет, рядовым. Что тут проверять?.. А если и сделают запрос, Али наверняка уже призван. Так что всё будет в порядке. Только не струсить, только не выдать себя. А главное, почаще про самогон напоминать, это хорошо помогает.
Нет, всё будет в порядке. Вон и комендант, хоть и кричал, и сердился, но это ему так положено. В общем-то он и не очень кричал. Наоборот, ему даже вроде интересно было. И под конец он сказал совсем не сердито, а просто устало и будто посмеяться над ним хотел: «Иди, азербайджан, можно и татарин...». Нет, бояться нечего. Всё будет хорошо.
Одного Пауль почему-то не учел: комендант может позвонить на соседнюю станцию и попросить узнать у начальника эшелона, отстал ли у него такой Ахмедов или нет. Не учел, наверное, потому, что слишком это было просто, а он строил свой план в расчете на сложности, на трудности.
Но всё было хорошо. Комендант, видимо, никуда не звонил. Пауль уверенно повторил ему то, что говорил вчера. В тот же день ему и остальным, отставшим от поездов, выдали сухой паек на два дня и отправили в пересыльный пункт. Оттуда, уже с красноармейскими книжками, в военный лагерь. А еще через месяц рядовой Ахмедов ехал в действующую армию. На фронт.
4
Было солнечно, тепло и очень хотелось снять сумку с противогазом, и расстегнуть шинель, но Пауль терпеливо трясся в кузове студебеккера: надо приехать собранным, подтянутым, а то подумают: тюха, приставят к кухне, всю войну около котла и провоюешь. Нет, он по-настоящему должен воевать, иначе ему никак нельзя...
Распределение шло быстро. Прибывшие для пополнения один за другим передавались командирам расчетов, и когда Пауль остался последним и уже подумал: «всё, на кухню», капитан сказал высокому старшему сержанту с крупными чертами лица:
– Надькин, а вот азербайджанец есть у тебя?
– Нету, товарищ капитан, – ответил тот.
– То-то! Я же знал! Вот, специально для тебя привез. Чтоб твой интернационал поддержать. Получай рядового Ахмедова.
– Ну, спасибо, товарищ капитан! Азербайджанца у нас еще не было. – Он с улыбкой кивнул Паулю: – Пошли, Ахмедов, с расчетом знакомиться.
Минометный расчет Надькина и вправду оказался подобранным будто специально. Сам Надькин, командир, был мордвин; наводчик Вася Шпагин – русский; подносчиками были пожилой украинец Шендеренко и белорус Пинчук.
– Наш новый заряжающий, – представил Пауля Надькин. – Ахмедов Али Ахмедович, азербайджанец. Прошу любить и жаловать.
Шендеренко обрадованно засмеялся: