– Шифр какой-то? – вслух спросил Квоут. – Да еще как аккуратно написано… Могу поручиться, вы нечасто портите бумагу! – Он развернул лист к себе, чтобы получше рассмотреть написанное.
– Я ее никогда не порчу! – надменно ответил Хронист.
Квоут кивнул, не поднимая головы.
– А что значит «трагокуздрение»? – спросил Хронист.
– М-м? А-а! Да ничего. Только что придумал. Просто хотел посмотреть, запнетесь ли вы на незнакомом слове.
Он потянулся, подвинул свой стул поближе к Хронисту.
– Ну ладно, объясните мне, как это читается, и можем начинать.
Хронист замялся:
– Но это же очень сложно… – Он увидел, как нахмурился Квоут, и вздохнул: – Ну, я попробую.
Хронист набрал в грудь побольше воздуха и принялся записывать строчку символов, одновременно объясняя:
– В речи мы используем всего примерно пятьдесят звуков. Каждый из звуков я обозначил символом, состоящим из одного или двух штрихов. Это все звуки. Я, в принципе, мог бы записать текст на языке, которого я вообще не понимаю. – Он указал на страницу. – Вот это – различные гласные.
– Все вертикальные штрихи, – сказал Квоут, пристально вглядываясь в строку.
Хронист запнулся, сбившись с мысли.
– Н-ну… да.
– А согласные, значит, горизонтальные, да? А сочетаются они, видимо, вот так?
Квоут взял перо и написал несколько собственных знаков.
– Хитро! То есть на каждое слово требуется не больше двух-трех…
Хронист молча смотрел на Квоута.
Квоут этого даже не заметил: он был полностью поглощен надписью.
– Если вот это – «аз», значит, вот это – звук «а», – он перешел к тому, что написал Хронист. – Ага, это «э», «о», «и», «у», а это, стало быть, «ы». – Квоут кивнул сам себе и вернул перо Хронисту: – Согласные покажите, пожалуйста.
Хронист послушно принялся писать согласные, называя соответствующие звуки. Через некоторое время Квоут отобрал перо и закончил ряд сам, попросив ошарашенного Хрониста поправить его там, где он ошибется.
Хронист молча смотрел и слушал, пока Квоут дописывал ряд. От начала до конца весь процесс занял минут пятнадцать. Квоут нигде не ошибся.
– Великолепная система, чрезвычайно емкая! – одобрил Квоут. – Очень логичная. Сами придумали?
Хронист долго молчал, не отрывая глаз от рядов символов, написанных на лежащем перед Квоутом листе. Потом, наконец, спросил, как будто не слышал вопроса Квоута:
– Это правда, что вы выучили темью всего за день?
Квоут слегка улыбнулся и отвел глаза:
– О, это старая история, я ее почти и забыл! Вообще-то за полтора. Полтора дня, и бессонную ночь. А почему вы спрашиваете?
– Я про это слышал в университете. Не поверил, конечно… – Он посмотрел на страницу со своим шифром, записанным аккуратным почерком Квоута. – Всю?
Квоут, похоже, был озадачен.
– Что-что?
– Вы выучили весь язык целиком?
– Ой ну что вы! Нет, конечно, – с раздражением ответил Квоут. – Только часть. Значительную часть, это да, но все равно, как можно что-то выучить целиком, тем более язык? – Квоут потер руки. – Ну что, готовы?
Хронист потряс головой, словно приводя мысли в порядок, взял новый лист бумаги и кивнул.
Квоут поднял руку, давая Хронисту понять, что писать пока не надо, и сказал:
– Я эту историю никогда прежде не рассказывал и сомневаюсь, что когда-нибудь расскажу ее еще раз. – Квоут подался вперед. – Прежде чем мы начнем, хочу вам напомнить, что я – из эдема руэ. Мы рассказывали истории еще до сожжения Калуптены. Еще до того как появились книги, в которых истории стали записывать. Еще до того как появилась музыка, которую играют. Когда загорелся первый костер, мы, руэ, уже сидели там и плели рассказы в кругу его неровного света.
Квоут кивнул книжнику:
– Мне известна ваша репутация: вы мастер собирать истории и описывать события. – Взгляд Квоута сделался жестким, как кремень, и колючим, как битое стекло: – Так вот, несмотря на это – не вздумайте менять ни слова в моем рассказе! И если вдруг покажется, что я запутался или сбился, помните, что настоящие истории никогда не ходят самой короткой дорогой.
Хронист торжественно кивнул: он все пытался вообразить себе этот ум, который сумел разобраться в его шифре за долю часа. Ум, способный выучить новый язык за сутки.
Квоут мягко улыбнулся и обвел взглядом зал, как будто стараясь его запомнить. Хронист обмакнул перо в чернила, Квоут опустил взгляд на свои скрещенные руки и сидел молча столько времени, сколько требуется, чтобы сделать три глубоких вдоха.
А потом заговорил.
– Некоторым образом, все началось с того, как я услышал ее пение. Ее голос звенел, сплетаясь с моим собственным. Ее голос был словно портрет ее души: неукротимой, как пламя, колючей, как осколки стекла, сладкой и свежей, как клевер.