– Чувствуется, что для тебя это больное место, – с улыбкой заметил я.
Мы дошли до лестницы, и Фела обернулась ко мне:
– Это больное место любого скриба, кто провел в архивах дольше двух дней. В «книгах» люди скандалят, когда у нас уходит больше часа на то, чтобы принести им то, что они просили. Они не понимают, что это совсем не так легко, как подойти к полочке «история амир» и достать оттуда книжку.
Она отвернулась и стала подниматься по лестнице. Я молча следовал за ней, привыкая к новому взгляду на вещи.
Глава 91
Достойная добыча
После этого осенняя четверть пошла для меня как нельзя лучше. Фела мало-помалу знакомила меня с внутренним устройством архивов, и я проводил все свободное время, шастая по архивам и пытаясь откопать ответы на тысячу своих вопросов.
Элодин занимался тем, что, в принципе, могло бы сойти за обучение, хотя по большей части он, похоже, предпочитал не столько проливать свет на природу имен, сколько сбивать меня с толку. Мои успехи были столь незначительны, что иной раз я спрашивал себя, стоит ли тут вообще говорить об успехах.
Время, оставшееся от учебы и изысканий в архивах, я проводил на дороге в Имре и обратно, не ища имя надвигающегося зимнего ветра, но, по крайней мере, бросая ему вызов. Больше всего шансов найти Денну было в «Эолиане», и чем сильнее портилась погода, тем чаще я встречал ее там. К тому времени как выпал первый снег, мне обычно удавалось застать ее один раз из трех.
Увы, мне нечасто удавалось получить ее целиком в свое распоряжение: она обычно бывала не одна. Как и говорил Деох, она была не из тех девушек, которые подолгу остаются одни.
Но я все равно продолжал ходить. Почему? Потому что каждый раз, как она меня видела, внутри нее вспыхивал какой-то свет, на миг заставляя ее просиять. Она вскакивала, подбегала ко мне, хватала под руку. И, улыбаясь, подводила к столику и знакомила со своим очередным кавалером.
Я познакомился с большинством из них. Никто из них не был ее достоин, и потому я презирал и ненавидел их. Они же в свою очередь ненавидели и опасались меня.
Но мы были друг с другом любезны. Неизменно любезны. Это была своего рода игра. Он приглашал меня присесть, я угощал его выпивкой. Мы болтали втроем, его глаза мало-помалу темнели при виде того, как она мне улыбается. Он поджимал губы, слушая, как она хохочет в ответ на мои шутки, истории, песенки…
Все они вели себя одинаково, пытаясь продемонстрировать власть над нею разными мелкими жестами. Взять за ручку, поцеловать, небрежно приобнять за плечи.
Они цеплялись за нее с отчаянной решимостью. Некоторые из них просто злились на мое присутствие, видя во мне соперника. Но у других в глубине глаз с самого начала виднелось испуганное понимание. Они понимали, что она их бросит, и не понимали почему. И они цеплялись за нее, как моряки, потерпевшие кораблекрушение, цепляются за скалы, невзирая на то что о них можно разбиться насмерть. Их мне было почти что жаль. Почти что.
Поэтому они меня ненавидели, и ненависть проглядывала у них в глазах, когда Денна этого не видела. Я предлагал еще раз угостить очередного кавалера выпивкой, но он настаивал на том, чтобы угостить меня, а я любезно соглашался, и благодарил, и улыбался ему.
«Я знаю ее дольше, – говорила моя улыбка. – Ну да, ты бывал в кольце ее рук, пробовал на вкус ее губы, чувствовал ее тепло, а мне этого не дано. Но есть некая ее часть, отведенная только мне. Тебе до нее не дотянуться, сколько ты ни пытайся. И когда она тебя бросит, я по-прежнему буду рядом, по-прежнему буду ее смешить. Мой свет сияет в ней. Я буду рядом и тогда, когда твое имя она давно забудет».
Много их было. Она проходила их насквозь, как перо через мокрую бумагу. И бросала, разочарованная. Или они, отчаявшись, оставляли ее, в тоске, в печали, но до слез никогда не доходило.
Раза два я видел ее в слезах. Но не из-за мужчин, которых она потеряла или бросила. Она тихо плакала из-за себя самой, потому что в душе у нее была какая-то страшная рана. Я не мог понять, что это за рана, а спросить не осмеливался. Вместо этого я просто говорил что мог, чтобы снять боль, и помогал ей закрывать глаза на мир вокруг.
Время от времени я говорил о Денне с Вилемом и Симмоном. Они были верными друзьями и делились со мной разумными советами и сострадательным сочувствием примерно в равных долях.
Состраданием я дорожил, а вот советы были более чем бесполезны. Они побуждали меня сказать ей всю правду, открыть перед ней свое сердце. Ухаживать за ней. Писать стихи. Дарить розы.
Розы! Они ее не знали. Как ни ненавидел я мужчин Денны, они преподали мне урок, которого иначе мне бы получить было негде.