Баст на миг опустил глаза и снова посмотрел ему в лицо:
– Ты что, думаешь, я тут в игрушки играю?! – Он будто не верил своим глазам. – Ты что думаешь, железо тебя спасет?!
Баст подался вперед, отбросил руку Хрониста и, прежде чем книжник успел шевельнуться, схватил черный металлический кружок. Рука Баста мгновенно напряглась, глаза зажмурились от боли. Когда он открыл глаза снова, они были сплошь синие, как глубокая вода или вечернее небо.
Баст подался еще ближе, придвинувшись вплотную к лицу Хрониста. Книжник перепугался, попытался было отползти в сторону по кровати, однако Баст схватил его за плечо, удерживая на месте.
– Слушай меня, человечишко! – прошипел он. – Не путай меня с моей маской! Ты видишь свет, играющий на поверхности воды, забывая, какая темная, холодная глубина таится под нею! – Связки на руке Баста хрустнули – так он стиснул железный кружок. – Слушай! Ты мне ничего не сделаешь. Тебе не убежать и не скрыться. И я не потерплю, чтобы мне прекословили в этом деле!
Пока Баст говорил, глаза у него делались все бледнее, пока не стали голубыми, как ясное полуденное небо.
– Клянусь всею солью, что есть во мне: если ты воспрепятствуешь моим желаниям, остаток твоего краткого смертного существования будет сплошным горем. Клянусь камнем, и дубом, и вязом: ты станешь моей добычей! Я стану незримо следовать за тобой и давить любые проблески радости, которые ты обретешь. Не ведать тебе ни прикосновения женщины, ни секунды отдыха, ни мгновения душевного покоя!
Глаза Баста были теперь голубовато-белыми, как вспышка молнии, голос – напряженным и яростным.
– И клянусь ночным небом и вечно скитающейся луною: если ты вгонишь моего наставника в отчаяние, я взрежу тебя и расплескаю по сторонам, как ребенок, что возится в грязной луже! Я натяну твои кишки на скрипку и заставлю на ней играть, пока я стану плясать!
Баст наклонился еще ближе, так, что их лица разделяло всего несколько дюймов, и глаза его стали белы, как опал, белы, как округлившаяся луна.
– Ты человек образованный. Ты знаешь, что демонов не бывает. – Баст улыбнулся кошмарной улыбкой. – Есть только такие, как я.
Баст придвинулся совсем вплотную, Хронист чувствовал его дыхание, пахнущее цветами.
– Тебе не хватает ума бояться меня так, как меня следует бояться. Ты не ведаешь даже начальных нот той музыки, что мною движет!
Баст оттолкнулся от Хрониста и отошел на несколько шагов от кровати. Стоя на краю круга света от мерцающей свечи, он разжал руку, и железный кружок с глухим звоном упал на деревянный пол. Через некоторое время Баст медленно, глубоко вздохнул. И обеими руками взъерошил себе волосы.
Хронист остался сидеть неподвижно, бледный, обливающийся потом.
Баст наклонился, поднял железное колесо за порванный шнурок и связал его ловкими пальцами.
– Послушай, нам нет никаких причин не быть друзьями, – сказал он как ни в чем не бывало, оборачиваясь и протягивая подвеску Хронисту. Глаза его снова сделались человеческими голубыми глазами, улыбка – теплой и обаятельной. – Нет никаких причин каждому из нас не получить то, чего мы хотим. Ты услышишь его историю. Он сможет ее рассказать. Ты узнаешь правду. Он вспомнит, кто он такой на самом деле. Все в выигрыше, и все расходятся своей дорогой, довольные как удавы.
Хронист протянул руку за подвеской. Рука слегка дрожала.
– Ну а что получишь ты? – спросил он сухим шепотом. – Ты-то сам чего хочешь?
Вопрос как будто застал Баста врасплох. Он застыл, неподвижно и неловко, лишившись всей своей текучей грации. На миг показалось, будто он вот-вот разрыдается.
– То есть как – чего я хочу? Мне просто нужен мой Реши, – сказал он тихо и потерянно. – Я хочу, чтобы он снова стал прежним.
Повисла неловкая пауза. Баст обеими руками потер лицо и громко сглотнул.
– Меня не было слишком долго, – вдруг сказал он, подошел к окну и открыл его. Он перекинул ногу через подоконник и остановился, обернувшись к Хронисту. – Может, принести чего, пока ты не заснул? Колпак ночной? Одеяло лишнее?
Хронист смог только молча покачать головой, и Баст, помахав ему, вышел в окно и аккуратно закрыл его за собой.
Эпилог
Молчание в трех частях
Снова наступила ночь. Трактир «Путеводный камень» погрузился в молчание, и молчание это состояло из трех частей.
Первой частью была гулкая тишина, возникшая от того, чего там недоставало. Будь на конюшне лошади, они бы топали и хрупали и порвали бы тишину в куски. Будь в трактире толпа постояльцев – ну хоть несколько постояльцев, остановившихся переночевать, – их беспокойное дыхание и разноголосый храп мало-помалу растопили бы молчание, как теплый весенний ветерок. Играй здесь музыка… но нет, конечно, музыки не было. На самом деле ничего этого не было, и молчание никуда не девалось.