Столько лет… мать, отец, родня, друзья, солнце это, школа, мечты, стремления, споры и смех, надежды, вера… а потом «вжик» и все… Все?
Почему? Почему?!
Ей было не понять, не принять. Но кто спросил?
Солдаты начали группироваться возле лейтенантов, выжидательно поглядывая на них. Николай смотрел в серые, изможденные лица, темные, горящие злым, отчаянным огнем глаза и понимал, что от него ждут.
Взглядом определил самых крепких и решил отправить их в караул, а остальным дать передышку.
— Звание, фамилия? — спросил у молодого, худого как молодая осинка парня.
— Рядовой Камсонов, — неожиданным баском выдал тот.
— Свистеть умеешь?
— Как же нет?
— Занимаешь позицию слева. Заметишь фрицев — подашь сигнал. Один свист — немцы, два — наши.
— Понял, — встал и полез наверх оврага.
— Ты? — подбородком кивнул на мужчину обросшего щетиной.
— Младший сержант Гурьянов. Все понял, товарищ лейтенант. Иду. Только дозвольте спросить: потом что?
— Потом, что и сейчас, сержант — война. Отдохнем немного и пойдем, будем к своим пробиваться.
— Понял, — кивнул, пригладив седые короткие волосы на голове. — Только где они, наши?
— Вокруг посмотрите, сержант. Видите?
Десять угрюмых взглядов впились в лицо мужчины.
— Понял, — опять заверил тот и нехотя пошел в лес, в караул с другой стороны овражка.
— Наших-то говорят, до самой Москвы откатили, — буркнул пожилой, босой мужичок, сидящий на корточках прямо перед Саниным.
— Звание, фамилия?
— Ну-у, рядовой Жихар.
— Вы всегда всему что говорят верите?
— Так глаза имею, товарищ лейтенант. Худо, однако. Немчуры — то вона как листвы на деревьях.
— К чему клонишь?
— Гнида он, товарищ лейтенант, — сообщил раненный в плечо солдат. — Дезертировать хотел, но не успел — немцы всех под одно загребли.
— Че ты мелешь, Емеля?!
— Да видел я, как ты на лесок поглядывал! Бежать хотел!
— Ну, хотел. Живу я туточки, в аккурат за лесом, в Хмельках. Немец прет, а сердце болит — как мои-то там? Я ж не к фрицам мылился — глянуть как там жинка да дочери. Были б сыны, можа и успокоился, а у меня девки одни родятся. Пятеро, — выставил грязную оцарапанную пятерню. — Че бабы сробят одни-то? Ум куриный только кудахтать и даст. Тьфу ж ты.
Бойцы зафыркали, засмеялись. Напряжение спало, и лица чуть посветлели.
— Ну, ты Матвей, — головой качнул крепыш с повязкой на голове, растянулся на траве.
— Из одной части? — спросил Саша, приметив, что мужчины знакомы.
— Ну.
— Лошадь понукай!
— Извиняюся, товарищ лейтенант. Я, Гриша, — на крепыша указал. Тот сел:
— Рядовой Полунин.
— Вот, — кивнул мужичок. — Сема, рядовой Густолапов, — на раненого в плечо указал. — И Иван.
Сидящий чуть поодаль мужчин веснушчатый парень, подвинулся ближе:
— Я. Рядовой Летунов.
— Остальные? — спросил Санин.
— Меня и друга у брода взяли. Гоняли на смех по полю, пока Миху… — прогудел мужчина с седыми висками.
— Милиция? — оглядел потрепанную форму.
— Сержант Сидельников, Пал Палыч. ЖД, — кивнул. — Станцию с землей сравняли. Мы звонить, а связи нет. Но сообщить-то о налете надо. Рванули на другую, а там десант… Суки!
— Ясно. Ты? — посмотрел на полулежащего на траве молодого мужчину с перемотанной голенью.
— Я вообще гражданский. Антон Перемыст. У друга гостил, его как раз сегодня призвать должны были, вот мы и отмечали. А тут заваруха. Он в военкомат, я к своим, что за дела узнать. В двух километрах от Бреста живу. Или жил? — обвел взглядом мужчин, на Лену уставился. Та сжалась и только заметила, что кофта у нее порвана. Не так чтобы оголяла сильно, но все равно неуютно.
Николай покосился на нее, сообразил, что к чему и стянул с себя гимнастерку, молча сунул ей в руки. Лена с благодарностью глянула на него и поспешила натянуть. Просторной оказалась, рукава болтаются. Коля оценил, закатывать рукава начал, помогая, как лялечке.
Лена вообще заалела от стыда.
— Жена? — прищурился на нее Перемыст.
— Попутчица, — бросил Саша, переключая внимание мужчин на себя. — Ты кто? — спросил у парнишки с оттопыренными ушами и огромными голубыми глазами.
— Никодим… Пыф! Рядовой Лучин. Двенадцатый стрелковый полк.
— Рядовой Голушко, — прогудел невысокий мужчина с посеченным, обожженным лицом и перебинтованной тряпками рукой. — Танковая бригада.
— Лапалыс. Янис. Рядовой, — тяжело просипел вытянувшийся на траве парень, в красной от крови на груди гимнастерке.
Лена опомнилась, к нему двинулась:
— Ранен?
Тот вздохнул, с тоской глянув на нее.
— Я помогу, ты только потерпи, — заверила, а самой страшно даже взглянуть на рану.
— Воды бы, — почти всхлипнул тот.
— Где ж взять?
— Дык, ручей тута недалеко, — засуетился Матвей, вскочил. — Товарищ лейтенант, дозволь сбегаю.
— И куда воды наберешь? В ладони? — снизу вверх уставился на него Николай. Ему явно не нравился мужичок, слишком уж суетливый.
— Так… это…
— Домой слинять хочет, — бросил Григорий Полунин.
— Ну, что, ну что домой? Ну и домой. А чё б всем не пойти. Жрать-то надо, передых опять же ж устроить. Мальца вона пристроить. Чего?
— Приглашаешь? — усмехнулся Перемыст.
— Ну-у.
Николай и Александр смерили его подозрительными взглядами, переглянулись и дружно кивнули:
— Идем.
— Ребята, — жалобно позвала Лена, оголив рану на груди Яниса.
— Бочину прострелили, ох, язвить их! — выдал кто-то.
— Как бежал-то? — спросил, склонившийся над раненным Санин. Рядовой неуверенно пожал плечом. Дроздов скинул гимнастерку, исподнее и кинул его Лене:
— Рви. Бинтов нет, это сгодиться, — гимнастерку надел, и пока девушка с Николаем перевязывали бойца, подсчитал трофеи: два автомата, три винтовки. — Живем.
Свистнул, подзывая часовых. Николай и Антон помогли подняться раненому и потащили, взвалив на свои плечи.
— Веди, — разрешил Жихару Дроздов.
Глава 6
Хоть и «недалече» до деревни, а добрались до нее к вечеру, и до ночи сидели в засаде, пытаясь понять, стоят ли в ней немцы. В конце концов, отправили на разведку Антона и Матвея.
Только после того, как выяснилось что на удачу деревня не занята, бойцы расположились в доме Жихора, на чердаке сеновала, чтобы лишние о них не прознали и уйти легче было, если фрицы нагрянут. Дом Матвея на отшибе стоял, почти у леса, что опять же удачно для красноармейцев было.
Одно скверно — Янис. Парнишка совсем плохой стал, уход за ним нужен был постоянный. Пришлось прямиком к фельдшерице, на другой конец деревни отнести и там пристроить. У нее же простейшими медикаментами и бинтами разжились и уже сами, с помощью Лены, раны обработали. Смогли ополоснуться да покушать и вповалку заснули на сене, выставив караульных на всякий случай.
Лене же хозяйка в доме на печи постелила:
— Негоже те с мужиками таскаться, чай не подстилка ихняя, — проворчала, недобро поглядывая на грязную, взъерошенную девушку в испятнанной гимнастерке с чужого плеча. — Пошли-ка в баню, воды дам — отмоешси да одёжу сменишь. А то пугало-пугалом.
— Ты ее слухай, — закивал Матвей. — Пелагея баба строгая, но правильная. Дело говорит.
— А я не против. Очень даже «за».
И двинулась за женщиной.
Отмылась в баньке, ничуть не смущаясь холодной воды, переоделась в выданное платье, свою одежду постирала и гимнастерку Николая. А после наелась и спать легла. Разморило ее после сытого ужина вмиг.
Сутки отсыпалась беспробудно.
Утром Лена долго на печи лежала, смотрела на хлопоты в избе и понять не могла — сниться ей это или правда, откуда кто взялся, как она здесь оказалась? И вскинулась, вспомнив, слетела на пол.
— О, проснулася! Городская гляжу, поспать мастерица, — проворчала Пелагея, укладывая каравай в корзину. Отдала курносой девочке. — Неси завтрак на сеновал.