Глава 3
Одесса, 1936 год, час спустя
Сема, Стекло и Рыч толкали строительную тачку, покрытую брезентом, по улицам ночного, спящего города. Стекло шел впереди, ухватив ручку, и прокладывал путь. Сема и Рыч катили сзади, придерживая. Оба были страшно напуганы и бледны.
В отличие от них, Стекло полностью держал себя в руках. Он уверенно лавировал по узким переулкам, ведущим прямиком к их цели, и старался, чтобы тачка не сильно дребезжала на камнях. На пути им, можно сказать, везло: город был абсолютно безлюден, по дороге не попадались даже бродячие собаки. А такая часть города, как Пересыпь, была еще не вымощена камнями, не облагорожена полностью, поэтому тачку приходилось катить по грунтовке, и было гораздо меньше шума.
— Не успеем до рассвета, — причитал Сема, дрожащей рукой вытирая пот со лба, — вот точно говорю, не успеем. Скоро люди проснутся. Здесь заводы поблизости.
— Не каркай! — рявкнул Стекло, обернувшись.
— Да я не каркаю, правду говорю, — продолжал Сема, ничуть не смутившись от резкого тона друга. — Видел бы меня папа… Такая приличная еврейская семья! — повторил он явно чьи-то слова. — В аду мне гореть за такое… Скрипач…
— Сема, заткнись! — снова перебил его Стекло. — И так проблемы, а от твоего голоса совсем тошно!
— Приличная еврейская семья… — все вздыхал Сема, которому, очевидно, нравилось страдать.
— Ты поворот пропустил, — вдруг деловито заметил Рыч, сохранявший полнейшее молчание во время причитаний Семы.
— Не пропустил, — ответил Стекло, — сейчас еще немного пройдем — и направо. Так, через дворы, срежем путь.
— Откуда ты знаешь? — тут же отреагировал Сема. — Ты у тайник без нас ходил?
— Ходил, — признался Стекло. — Один раз, хотел проверить, то там.
— И я ходил, — признался Рыч. — А шо тут такого? Можно подумать, ты, очкарик, туда не лез! Я пистолет хотел продать.
— И шо, продал? — ядовито спросил Сема.
— Не успел. Не было уже его, — честно вздохнул Рыч.
— Врешь ты все! — фыркнул Сема. — Продал, продал, а деньги от нас зажал! Ты забрал пистолет!
— Слышьте, заткнитесь, оба! — зашипел Стекло.
Они проходили мимо приземистого одноэтажного дома, в котором ярко горели окна. Во дворе громко залаяла собака, стала рваться с цепи. Но, на счастье мальчишек, никто не вышел во двор.
— И не спят же, холеры, — вполголоса прокомментировал Сема.
— Ты как попугай! — фыркнул Рыч. — Рот просто не закрывается! Ты когда на пыркалке своей пилишь, рот так же не закрываешь?
— Сам ты пыркалка, халамидник! — отреагировал Сема, — Лучше бы не позорился, босота деревенская!
— Нарвешься, очкарик, — беззлобно ответил Рыч.
Стекло скомандовал повернуть направо. При резком повороте край брезента на тележке откинулся в сторону, и из образовавшегося отверстия вывалилась… человеческая рука. Сема издал какой-то дрожащий горловой звук, словно с судорогой глотнул воздух.
— Стой, прикрою, — воскликнул Рыч, — а то очкарик в обморок свалится!
Стекло остановился. Совершенно равнодушно Рыч засунул руку обратно под брезент.
— Уже совсем холодный, — отметил он.
Руки Семы заметно дрожали. Внезапно он отвалился в сторону — его стало рвать. Через время, с трудом разогнувшись, Сема схватился за колючие ветки какого-то растущего рядом куста, чтобы не потерять равновесие, вытер рот и, покачиваясь, взялся снова за тачку.
— Совсем хлюпик, — прокомментировал спокойно Рыч.
— Быстрее! — раздраженно бросил Стекло. — До рассвета нужно успеть! Город сейчас проснется! Ну?!
Белый как мел Сема кивнул молча, и тачку покатили дальше.
Первым вход в знакомый двор с катакомбами увидел Рыч и даже ускорил шаг настолько, что теперь Стекло и Сема с трудом поспевали за ним.
Пацаны спустились в подвал, открыли тяжелую дверь, затолкали тачку внутрь. Так же, без лишних движений, вошли в катакомбы.
Прислонив тачку к стене, Стекло откинул брезент.
— Рыч, помоги! — скомандовал.
Вместе они вытащили из тачки две лопаты, затем… тело Филина, уже успевшее застыть. Чтобы тачка не была запачкана кровью, оно было замотано в какие-то тряпки. В тусклом свете фонаря, который успел запалить Стекло, Филин казался невероятно огромным. Длинная тень поползла от него по стене и остановилась, замерев на темных камнях. Всем троим стало не по себе. Рыч и Стекло покрылись холодным потом, а у Семы громко застучали зубы.