– Очень разумно, – покивал Голованов.
– Еще бы! – воодушевился Златкин поддержкой «простых избирателей». – В результате, с одной стороны, российские реформы подставляют себя под обвинение в копировании Запада, в том же «монетаризме», хотя именно монетаристская реформа Витте в тысяча восемьсот девяносто седьмом году заложила основу хозяйственного расцвета России на два самых блестящих ее десятилетия. С другой стороны, патриотически настроенные круги смыкаются с коммунистами, хотя именно коммунисты разорили страну, подорвали ее материальные и духовные основы, а своей национальной политикой и произвольным проведением границ между республиками заложили ту мину под территориальную целостность страны, которая взорвалась в декабре тысяча девятьсот девяносто первого года.
– Такого несуразного сплетения идей можно избежать, обратившись к национальной антикоммунистической и свободолюбивой традиции, – заметил Гордеев.
Аполитичный Денис предпочитал помалкивать. Он слушал и мотал на ус. За всеми этими фразами вскоре должны были вырисоваться конкретные люди – сторонники и противники Юкшина и Глаголева.
– Да! – Златкин снова вытащил сигару и взмахнул ею как дирижерской палочкой. – Разумеется! Вот именно! И эта традиция, в обход советской власти, сохранилась за семьдесят пять лет в российском зарубежье и сегодня возвращается в Россию, служа своего рода мостом между ее прошлым и будущим.
Тут уж Денис не выдержал:
– Вы об эмиграции сейчас говорите? О всяких там НТСах и прочих «народных союзах»? Давайте ближе к нашим покойничкам, пожалуйста.
– Молодой человек, этот цинизм вам не к лицу!
– Это профессиональный цинизм, – защитил коллегу Голованов. – Но в самом деле, Борис Ефимович, к чему нам сейчас сдался этот опыт демократий минувшего века?
– А к тому, что идейный костяк нашего движения возник не в тиши кабинетов, это опыт российской революции и Гражданской войны, опыт западной демократии, в конце концов!
– Мы все помним, что вы были диссидентом, – примиряюще сказал Гордеев, – когда мы еще под стол пешком ходили.
Денис подумал: как же мы тогда это помним, если под стол пешком?
– Ах вот как, – приятно удивился Златкин. – Это многое меняет. Тогда будем считать вступительную часть законченной, хотя, как вы убедитесь в дальнейшем, моя преамбула имеет непосредственное отношение к происшедшему.
Златкин рассказал, что погибшие Глаголев и Юкшин действительно активно сотрудничали с «Народным Союзом», старейшей русской эмигрантской партией, по сути вернувшейся из зарубежья в Россию. Партией – в широком смысле слова, «Народный Союз» не был политической силой, ставившей своей целью участие и победу в выборах. Ее лидер – профессор-биолог Алексей Николаевич Кадышев, умнейший и замечательный человек. Многие идеи и разработки этого Союза бывший главным идеологом Юкшин включил в программу созданной партии «Прогрессивная Россия». Но эта близость с недавними эмигрантами совсем не нравилась Клеонскому. Клеонский считал, что от них попахивает нафталином и никакой практической пользы тут нет и быть не может. Он предлагал войти в блок с компартией России. Не секрет, что Аркадий Клеонский часто встречался с лидером коммунистов Жуковым. По его замыслу, «Прогрессивная Россия» и компартия, объединившись в предвыборный блок, легко победят все остальные партии и блоки...
– Да стойте же!!! – завопил Денис. – Какой Клеонский?! При чем тут Клеонский?! Тот самый, что ли, Клеонский?! – Больше всего его бесило, что и Гордеев, и Голованов кивали на эти умные речи. Для него же пока что все это было сущей тарабарщиной, в которой вдруг проскакивали знакомые фамилии.
Оказалось, что да, тот самый Клеонский. Тот самый знаменитый (просто знаменитый и скандально знаменитый!) олигарх и нефтепромышленник Клеонский. Тот самый Аркадий Клеонский, который уже много месяцев находится в конфликте с властью и отсиживается в Лондоне. Оказывается, именно он стал пятым сопредседателем «Прогрессивной России», после того как в отставку ушел Златкин.
А у Клеонского-то дела, между прочим, сейчас не очень, подумал Денис. Он вспомнил, что прочитал сегодня в Интернете: «Арестован контрольный пакет акций компании „Ойл индастри“. „Ойл индастри“ – это компания Клеонского, одна из крупнейших российских нефтяных компаний, кстати сказать. А он сам уже несколько месяцев отсиживается в Англии. За это время Генпрокуратура успела выписать ордер на его арест, но англичане не торопятся Клеонского выдавать. Англичане – люди последовательных взглядов. Они редко кого к себе пускают насовсем, но уж если это произошло, то человек может себя чувствовать на туманном Альбионе в относительной безопасности. Надо будет с Турецким побеседовать насчет Клеонского, подумал Денис. А вслух сказал:
– Как же отреагировали Юкшин и Глаголев на альянс Клеонского с коммунистами?
Златкин немного смутился, но быстро нашел нужные слова:
– Дело в том, Денис Андреевич, что официально такой альянс не существует, Клеонский не признает своего союза с Жуковым.
– Ах не признает... Так, может, его и нет, этого союза?
– Как это нет, как это нет! – загорячился Златкин. – Хорошо известно, что Клеонский неоднократно встречался с Жуковым, и именно после этих встреч лидер компартии делал неожиданно либеральные заявления. Клеонский явно вливает деньги в компартию! И конечно же Юкшин с Глаголевым были вне себя из-за этого и хотели исключить его из «Прогрессивной России», но просто не успели...
– Они вам сами об этом говорили? – тут же уточнил Денис.
Голованов видел, что его шеф уже основательно ухватил суть дела, и предпочитал не вмешиваться. В конце концов, он свою миссию охотничьей собаки выполнил, нашел стоящее дело, теперь очередь хозяина, его аналитических способностей и возможностей...
Оказалось, что нет, ни Юкшин, ни Глаголев не говорили об исключении Клеонского, зато много об этом говорили два других сопредседателя – Улов и Похлебкин. Но ведь они все были единомышленники, так сказать, товарищи по партии!
Пришло время расспросить поподробней и о них. Об Улове Денис, конечно, слышал, он вел аналитическую программу на Третьем канале под претенциозным названием «Завтра наступает сегодня». Улов прежде публичной политикой не занимался, только всех критиковал, и его многие воспринимали как человека откровенно деструктивного, но вот в «Прогрессивной России» он оказался очень даже на своем месте, и его талант публициста расцвел новыми красками. То, что немалая часть студенчества примкнула к «Прогрессивной России», целиком его заслуга. А вот неожиданная популярность партии в армейских кругах – на совести Юкшина.
Денис хотел было уже удивиться этому, но Голованов, чутко следивший за его реакцией, незаметно мигнул: потом объясню. А Златкин продолжал рассказывать про своих соратников.
Похлебкин же был человек, судя по всему, гораздо менее публичный, классический кабинетный ученый, и каким образом он попал в эту компанию, оставалось немного странным. Самый настоящий, не фиктивный (как многие в Думе) доктор философских наук – и вдруг публичный политик?
– А что тут странного? Его Юкшин привел, – объяснил Златкин. – К Юкшину Похлебкин всегда относился с большим уважением. Они знакомы были с давних времен.
– Насколько с давних?
– Кажется, они учились вместе.
– Это легко проверить, – заметил Денис. – В МГУ, где преподает Похлебкин, наверняка все подробно известно о его биографии.
– Вот и займитесь этим, – с раздражением сказал Златкин.
– Не волнуйтесь, все сделаем.
– Кстати, Борис Ефимович, – вмешался Голованов, – а вы уже общались с Похлебкиным и Уловым после убийства Глаголева?
– Нет, не вышло. Я сразу же им позвонил, но обоих так и не смог найти.
– А как вы сами узнали об убийстве? – спросил Денис. – Ведь о нем же нигде не сообщали?
– Впервые за много лет чувствую себя не адвокатом, а подозреваемым, – пожаловался Златкин. – Вы меня все допрашиваете и допрашиваете. В общем... мне позвонили и сказали.