– Мои поздравления, благородный Робер, – сказал седобородый. – Теперь уже не только закон, но и Бог на вашей стороне.
– Не делайте из меня дурака, мастер Гийом.
Они вышли из душной комнаты в коридор. Крысы пискнули, убегая из-под их ног. Де Тюйер вынул из держателя факел и повел старика сквозь мрак тюрьмы.
– Как и вы, я прекрасно знаю, что она невиновна, – сказал заместитель прево.
– Тогда к чему эта трагикомедия?
– Выпустите меня! Выпустите! Я… Нет! Я… Выпустите! – выл узник в камере, мимо которой они шли. Обеими руками он вцепился в решетку, словно хотел выломать ее из стены.
– Эти девять убийств потрясли город. Толпа кипит, нам грозят волнения и самосуды. Дело дошло до короля. Я не мог больше ждать…
– Бросаете Маргариту Гарнье на потеху толпе? А что, если вы ее повесите, а Дьявол с Мобер[2] ударит снова?
Гийом поймал неподвижный, безразличный взгляд двоих детей, сидящих на гнилой соломе в одной из камер. Заместитель прево молчал.
– Если уж его милость прево, отряды ночных и дневных стражников, прокуроров и доносчиков, шлюх, корчмарей и шпиков, оплачиваемых Шатле, не в силах схватить убийцу, то чем поможет вам капеллан из коллегии святого Бенедикта? Я слишком стар, чтобы гоняться за этим… дьяволом по закоулкам, и я лучше промолчу о том, чем бы закончилась для меня вооруженная схватка. У меня стреляет в костях, а первая же девка с Глатиньи[3] опрокинет меня и щелчком по носу.
– Ну-ка, ублюдки! Отойти от решетки! Вон! – драл глотку толстый служка из Шатле, лупя кнутом по рукам, протискивающимся сквозь решетки камер.
Гийом споткнулся о человеческий череп, который с плеском упал в лужу.
– Вся моя надежда – на ваш разум, мастер Гийом, – сказал заместитель префекта.
Они вышли к лестнице и через несколько шагов встали перед низкой окованной дверкой, охраняемой стражей. Робер де Тюйер кивнул слугам. Те отворили дверь.
– Вот и ваш узник, мастер.
Старик заглянул заместителю префекта прямо в глаза.
– Я не обещаю вам чуда. Сделаю лишь то, что в моих силах.
– Да поможет вам Бог!
– Полагаю, Божья помощь вам весьма пригодится, – прошептал Гийом.
Вошел в камеру. В маленьком затхлом помещении, освещенном лампадкой и полосой света, проникающего через зарешеченное окошко, был только один узник. Высокий худощавый мужчина, прикованный к цепям, свисающим со стены, одетый в короткую бургундскую робу и дырявые пулены с задранными носками. Могло ему быть как тридцать, так и двадцать восемь, а то и все сорок лет. На лице виднелись шрамы, на лбу их было даже несколько.
– Вот он, Франсуа Вийон, – спокойно сказал Гийом. – Ублюдок парижской шлюхи, которого тридцать лет назад я нашел брошенным у водопоя Обрёво де Пари, где шлюхи с Глатиньи, Сите, Шапо и Шам-Флори[4] оставляют нежеланных детей. Вот он, Франсуа Вийон, за чье учение я немало заплатил. Который стал бакалавром, а потом и лиценциатом свободных искусств… И обокрал собственную коллегию!
Преступник поклонился настолько, насколько позволяли ему цепи.
– Мастер Гийом, вы меня пристыдили…
– Вот он, Вийон, автор мрачных стишат, – продолжал Гийом, – которого вскоре выведут в поле и повесят между небом и землей. Высоко же ты забрался, как для лиценциата Латинского квартала, и отправишься на самый верх виселицы Монфокон!
– Однако твое присутствие позволяет предположить, что исполнение приговора отложено, а парижские вороны не получат на пир моих останков. Разве не так, мастер?
– Твой последний проступок куда серьезнее, чем когда ты поссорился с клириком Сермуазом и ударил его ножом в горло. Хуже, чем ограбление Наваррского коллежа. Ты превысил меру. После убийства Франсуа Фербура ты, вместо того чтобы ходить по девкам в Сите, сам будешь трахнут деревянной любовницей на Гревской площади.
– Пфе, – фыркнул Франсуа. – Тоже мне новость. Не верю. Поэтов вот так сразу, только ради каприза пары жирных мещан, не вешают.
– Уж тогда ты сплетешь рифмы для воронья, мой виршеплет. Присоединишься к достойной компании – к Коле де Кайё[5], Ренье де Мотини[6], Димашу де Лу и остальной компании Беспутных Ребят! Все уж заждались тебя на виселице Монфокон.
– Разве что, мастер… – Вийон сделал драматическую паузу.
– Я в последний раз вытаскиваю тебя из петли! – рявкнул Гийом. – Я дал тебе свою фамилию не для того, чтобы ты марал ее во Дворе Чудес да по публичным домам, но чтобы ты стал уважаемым жителем этого города.
– Вы говорите одно и то же всякий раз, – парировал Вийон. – Повторяете, словно риторические фигуры. Эх, Катона бы вы этим не обрадовали.
2
3
На улице Глатиньи в Париже находились официальные, разрешенные еще Людовиком IX Святым, публичные дома.
5
Один из Беспутных Ребят, банды, к которой принадлежал Франсуа Вийон; был повешен за ограбление Наваррского коллежа.
6
Сын королевского хлебопека, повешенный за участие в воровских налетах; упоминается в стихах Вийона.