— Добрый вечер, Петер. Как дела?
И Мужик, выпустив дымное колечко отвечал:
— По-прежнему, парень. Все добро. А разве может быть иначе? Вот ответь мне, Алишер, ты ж мозговитый человек… Я б сказал, дважды мозговитый… Так вот, почему ты счастьем своим не пользуешься? На всю катушку, а? Сидите здесь с родителями практически безвылазно, в телевизор пялитесь? Это ж Италия, брат! Здесь столько интересного, а вы…
Дальше словоохотливого Мужика несло, как несет во время шторма утлое суденышко на прибрежные рифы. И рифами этими для Петера были мечты. О дальних странах, о поисках древних сокровищ и разрушенных временем цивилизаций…
Был у Мужика пункт, на котором он спотыкался каждый вечер и напрочь забывал о существовании сидевшего рядом Алишера. Просто говорил, говорил, говорил. И все равно ему было, слушает кто или нет. Чуднó.
Да, пунктик был своеобразный. Янтарная комната. Та самая, пропавшая десятки лет назад из знаменитого русского дворца и до сих пор не найденная. Именно поиски утраченной реликвии занимали все мысли Петера и являлись вечной, неиссякаемой темой его вечерних монологов. Смысл жизни? Пожалуй. На данном этапе уж точно. И как знак верности мечтам своим, носил Мужик на шее, на золотой цепочке камушек — прозрачный янтарик солнечного оттенка с доисторической мухой внутри. Даже не мухой. Крохотной мушкой…
Так, в монологе, проходило минут двадцать, если не больше. Пока уголек на кончике сигары не каменел. Теперь ее уже не курили — ей просто помогали говорить. Алишер не встревал. Не смеялся, хотя частенько это можно было себе позволить — настолько вдохновенно врала Мужикова госпожа Фантазия. И не перебивал. Наоборот, постоянно кивал, как бы выражая согласие с любой самой смелой идеей. С самой безумной…
А тут и приходило время отправляться по кроватям. Петер выгибал затекшую спину, потягивался и нехотя подымался на ноги. Потом отвешивал шутовской поклон юному хозяину и скрывался в доме. Там поднимался на мансарду, в отведенную ему подчердачную коморку о шести квадратных метрах класса «хочу-быть-люксом».
В доме хлопали двери. Дом погружался во тьму…
Алишер тоже засыпал. Как засыпали другие обитатели удивительного особняка.
А спустя пару минут появлялся обитатель, который и вызывал очередной приступ ужаса у отчего-то не спящего Мужика. Единственного во всем доме. Петер из-за шторы пялился в окно. Нет бы, накрыться с головой одеялом. Спрятаться, как тот ребенок.
Но нет. Интересно же. А?
Кожа странного гостя белела в свете звезд подобно альпийским снегам, волосы отливали красной медью, а глаза светились желтым пламенем. Натурально неземным. Кошмарный тип не спеша сходил с крыльца, оглядывался, потом размеренной походкой направлялся по одной и той же тропинке в гущу оливковой рощи. И исчезал в ней.
Петер откуда-то знал, что давным-давно дикие люди встречали его — ужасного — повсеместно. Но не звали по имени. Потому что был он злом. Воплощенным…
Злом? Воплощенным?
Да тьфу на вас. Три раза. Напридумывают себе…
Зло
— Что ж, входи, коль приехал. Столичный гость нынче в диковинку. Хоть и ждал тебя сегодня с раннего утра, честно признаюсь, не верил в твердость твоих намерений. Устал, небось? Вина выпьешь?
— Откуда в вашей глухомани вино, Олег Прокопыч?
— Да что за вопросы-то глупые? Известно откуда. Из Петербурга. Здесь, братец, виноградников нет. Одни только сосны.
— В Петербурге виноградников я тоже что-то не видал, — улыбнулся Растрелли.
— Ну-ну! Посмейся над стариком. Без тебя знаю, что в столице нашей есть, а чего днем с огнем не сыщешь. Остр ты на язык, как погляжу. Выкладывай, как на духу, что тебе от Мартынова понадобилось?
Зодчий в нерешительности переминался с ноги на ногу. Пугал его старик. Чувствовалась в нем какая-то дикая первобытная сила, какой он до сего дня в людях ни разу не видал.
Дом, выстроенный из огромных гранитных валунов, Варфоломей Варфоломеевич заметил еще версты за три — башня с нелепым вострым шпилем на отчего-то плоской крыше возвышалась над лесом саженей на тридцать. Ну и крепость! Настоящий рыцарский замок. Величественный, грозный. И, должно быть, холодный. Нет, не мог отец к такому чудовищу руку приложить. Хотя… что-то знакомое в почерке строительном угадывалось. А ну правда? Да нет. Нет!
Но место завораживало. Выехав на поляну перед домом, Растрелли почувствовал необычайное тепло, исходящее… Да. Прямо от удивительной постройки. Обер-архитектора такой казус, впрочем, не сильно удивил — почти сорок лет он работал с природным материалом и знал не понаслышке особенности гранита не хуже старых каменотесов. В летнюю жару камень раскаляется на солнце и буквально пышет жаром. Все просто. И никакой тебе, брат, мистики.