Петера отпустило. Теперь он откровенно посмеивался. Правда, отворачивался к окну. Чтобы Анжелика не видела. Она серьезно? Или сумасшедшая? Или меня за дурака держит?
Пошли первые домики. До рынка — минут пять, не больше.
— Допустим, все так и есть, — прервав паузу, произнес Мужик. — Но мне-то что делать? Может, слазить в пещеру? Днем? Найти этого Инкарнатора и…
— И? — улыбнулась экономка. — Дальше что? Символы ты не прочтешь, бессметным не станешь, а проблем на свою голову наживешь.
— Я его в море выкину. Чтоб никто не нашел. Никогда… — сказал Петер и тут же пожалел.
Нет, если камень с душой, да зло в прислужниках, найдут быстро… Тьфу! Какое зло? Какая душа в камне?
— Вот что я тебе скажу, дорогой, — сказала экономка. — Случайностей нет. Зачем-то нас судьба собрала на этой вилле, а? Тебя, что не спишь по ночам. Алишера, мальчика о двух мозгах в черепушке. Меня. Элизу…
— И зачем? — с любопытством уставился на собеседницу Мужик.
— Пока не знаю, — ответила та. — Заметь, пока. Но сердцем чувствую, что скоро многое прояснится. Чего-то не хватает… Кого-то…
— Кого?
Они остановились на обочине. Отсюда начинались торговые ряды.
— Понятия не имею, — загадочно улыбнулась Анжелика. — Корзины-то не забыл? Идем?
Дурак дураком
Как стояли, так и сели. Точнее, сел. Варфоломей Варфоломеевич. Сполз на пол по стеночке.
— Ну, здравствуй, Тихон, — вздохнув, негромко произнес он. — Испить водицы, гляжу, захотелось? Пил бы себе на здоровье. Просят тебя, окаянный, нос совать куда не след?
— Аль беда, Ахрамей Ахрамеич, приключилась какая? Чего бранитесь почем зря?
— Да знаешь ли ты, что натворил-то, парень? — устало проговорил Растрелли.
— Откуда ж мне знать?
— Ящерку ты, олух, на волю выпустил. Ох, одно горе с тобою, Тишка…
— Да вы, Ахрамей Ахрамеич, что говорите? Какое горе? Ну, выпустил подлюку. Так ведь то не по своей же воле. Кто ж ведал, что она в этом камне живехонька? Полагал, она там замурованная издохла как тыщу лет.
Растрелли опустил глаза.
Нда… Чужая вина, а стыдно. Как теперь Олег Прокоповичу в глаза посмотреть? Ну, Тиша, друг сердешный. Доставил ты хлопот всем и каждому…
Если б зодчий все ж поднял голову, он бы увидел вокруг себя три улыбчивые физиономии. Два лица и одну морду. Али Шер тоже скалился. Причина на то была.
Волк стоял посреди комнаты, и под лапой его неистово трепыхалось нечто мерзкое. Пытаясь любой ценой вырваться, пусть и хвост красный оставить. Это нечто и вызвало довольную улыбку Мартынова. А за ним и остальные повеселели. Исключая не на шутку закручинившегося Растрелли.
Олег Прокопович приблизился к волку и аккуратно перехватил из-под его лапы жертву. Ту самую ящерку, ради которой и пришлось тащиться многие часы в Царское Село. Рептилия в его руках биться перестала — лежала, словно окостеневшая. Только глазками хлопала. Натурально, как человек. Видал кто ранее, чтобы твари ползучие веками шевелили? Да у них и век-то, кажись, нет. Или…
— Да очнись ты, Ахрамеюшка. Дело сделано, попался он, окаянный. Теперь вредителю деться некуда, пока мой Лишерка его глазищами буравит. Мы, брат, с ним вдвоем — сила непобедимая. Очнись же, мастер!
Варфоломей Варфоломеевич оторвал взгляд от половиц, посмотрел на Мартынова, на волка. И на Тихона. Обошлось все? Правда? Похоже на то. Ну, и сам губы растянул, разулыбался.
— Поднимайся, — стал серьезным Олег Прокопович. — Пойдем в твой Янтарный кабинет. Только тихонечко, чтоб Лишерка взгляд с нее не спустил. А то, не дай Бог, оживет тварь, ищи-свищи ее тогда… Ну? Долго рассиживаться будешь?
Не теряя зря времени, отправились прямиком во дворец. Тихона с собою не взяли. Слаб еще, пусть окончательно в себя приходит. Да холопам в покоях царских и не место, стражники не пропустят — работы-то закончены. Мартынов десницу с Мортою держал долу, чтоб Али Шеру было удобнее взглядом его ворожить. Так и шли. Со стороны посмотришь — скоморохи заезжие. Один кажные пять секунд запинается и лыбится, что дурачок юродивый, другой словно кол проглотил — марширует, руки к телу прижав. А за ними здоровущий белый волчара семенит, словно безродная дворняга, чужого куренка от голоду да по простоте душевной умыкнувшая. Дворцовые стражники, что у ворот стояли, увидав зрелище, от хохоту чуть не лопнули. Да и пусть их, лупоглазых.