Выбрать главу

    - Нет. Я его ни за что не оставлю. Мы справимся. Обещаю Вам.

. Мы вечная нежность друг друга

          Как он мог так забыться! Как щенок  в порыве безграничного доверия миру переворачивается на спину и подставляет беззащитное брюшко, он подставил свое уязвимое место - спину. Сведенное судорогой тело предательски напомнило о том ножевом ударе. Загнанная внутрь многолетняя боль готова была прорваться сквозь все заграждения. Черт. Как теперь быть?!

      Но Анна ничего не спросила. Неужели услышала его мольбу? Яков почувствовал, как несколько горячих капель обожгли его кожу. Послышался еле уловимый всхлип. Она плачет?

      Но тут же нежные губы коснулись шрама, а волна волос, упавших на его спину, отозвалась мягким томительным спазмом в области солнечного сплетения. Анна целовала его шею, его плечи, бережно обласкала губами каждый позвонок. Поцелуи перемежались с наполнявшими все тело жизнью прикосновениями ее рук.

      Она оглаживала каждую мышцу, потом проводила всеми пальчиками сверху вниз и обратно. И когда он почувствовал, что заставившие его забыть обо всем  руки скользнули к животу, он  не выдержал. Сдавленный стон вырвался непроизвольно.

      Ладошка Анны прикрыла его рот, а губы, поцеловавшие его еще раз в шею, прошептали : «Тише!»

      С каким упоением он зацеловал эту ладошку! Затем резко повернувшись на бок, взяв Анну за талию, одним движением опрокинул ее на спину и, опершись на локоть, склонился над ней. Он гладил ее по лицу, прикасался к губам, и столько невыразимой трепетности было в этих прикосновениях, что Анна готова была опять расплакаться.

       Она снова его поняла без слов, осознала, что все его похороненные глубоко в душе чувства готовы мощным потоком прорвать плотину запретов. И была уверена, что вся мощь этих чувств принадлежит ей безраздельно. Она понимала его без слов. Знала, как мучительно тяжело ему отказаться от своей многолетней стальной брони, в которую заковано его сердце, знала, какие страхи и сомнения его терзают.

       А Яков не мог поверить, что это чудо происходит с ним. Эта девушка, только что доверчиво подчинившаяся его рукам, излечила его единственное уязвимое место. Многолетний страх исчез, как мокрое пятно на солнце. Ему можно теперь не бояться обнажить спину. Да собственно и бояться уже нечего вообще. Даже если Анна оставит его, заглянув в темную бездну его души, он не прикоснется больше ни к одной женщине. Он навсегда сохранит  памятью тела, души, разума эти минуты с Анной. Самое лучшее, что с ним случилось в жизни.

    Но как же не хочется с ней расставаться! А как они смогут быть вместе? Он - сконцентрированный сгусток рационализма, она - воплощение какого-то эфемерного мира. Он, не раз заглядывавший в преисподнюю, и она – чистейшее создание. К тому же он намного старше, а она совсем юна. Полные противоположности, которые никак не могут быть соединены. Но они же здесь, вместе? Они же вдвоем кружатся в этом невообразимо пронзительном танце, имя которому неземная нежность.

      Ну почему нельзя? Ведь навечно вместе каменный утес и доверчиво ласкающая его  волна. Нет, не то. У этой пары нет того единения, которое бы закрыло их от всего мира. Где же этот образ? Образ, который соединяет в единое целое две полярности? Неужели нет его?

        «Инь и Ян», - вдруг прочел он в бездонных глазах Анны. Спасибо, моя девочка! Теперь он  знал, что невозможное возможно.

      - Товарищ Вождь!- Скворцов, Мартовский кот, подергал за крепление палатки. - Тут это, такое дело. Местные пришли, спрашивают, барана брать будем?

        «Чего тебя брать? Сам уже заявился», - хмуро проворчал Штольцев II, злясь, что непрошенное вторжение сейчас разрушит такую трогательную картину, которой ему не доводилось видеть ни разу в жизни.

     Осознавая необходимость идти к племени, Яков приподнял голову девушки и осторожно поцеловал влажные приоткрытые губы, вложив  в поцелуй все свои обретенные чувства, все невысказанные слова.

      Когда они появились из палатки, соплеменники сделали однозначный вывод. Трогательно - смущенное лицо Анны и счастливые огоньки в глазах Якова красноречиво говорили о том, что произошедшему с ними может позавидовать каждый. Но, как известно, у каждого свое представление о предмете зависти.