In nomine Zofia
Янош видел много войн на своём долгом веку. Он видел смерть, видел плен. Он видел боль, зверства, мародёрства. Видел диверсантов, видел, как покупали и продавали исходы сражений. Вишневский находил свое объяснение всему, что ему удавалось когда-либо увидеть. Но вот такого он понять не мог. Вампир хорошо помнил осень тридцать девятого. Помнил, как в первый день сентября пришёл к Матиушу. Помнил, с какой ненавистью князь Вишнивецкий смотрел из-за штор на проходящие войска. Помнил, как Камил шёпотом клял интервентов. И повторял его слова.
Янош не любил, когда брали чужое. Он не считал верным просто взять и разделить другую страну, как угодно захватчику. Он был совсем не согласен с тем, как обращаются с её жителями. Он полагал, что так нельзя. К нему тоже пришёл человек в форме. Похоже, тот же, что и к Вишнивецкому. - Герр Вишневский, почему вы не были на вчерашнем приеме? - как-то нагловато спросил он, явно ощущая свою власть. - Я предпочитаю «пан Вишневский», - холодно заметил вампир. - Я хотел бы напомнить, что вы находитесь на немецкой территории, - нехорошо улыбнулся фашист. - Да кто вы... - Вишневскому не дали договорить. - Такое понятие, как «шляхта», - немец специально неправильно произнёс это слово, - больше не существует. И что-то вы слишком хорошо выглядите для своих сорока лет. Если будете прекословить, я всё-таки поинтересуюсь вашими врачами. Янош хотел что-то ответить, но из глубины дома бесшумно появился Матиуш и аккуратно отодвинул друга в сторону, сказав немцу что-то незначительное про расстройства и ещё какую-то чушь. - Не выходи из себя, - попросил Вишнивецкий, когда ищейка новых властей ушёл. - Нужно быть терпеливым и послужить своей стране. Понимаешь? - Да как он... - добродушному Яношу впервые жизни хотелось вскрыть кому-нибудь артерии на шее просто так. - Ну вот так, - Матиуш вздохнул. - Этот интервент необразованный. Ну интервент же... - Матиуш, мы оба знаем, что ты это сейчас говоришь исключительно для меня, а дела обстоят совсем по-другому, - Вишневский вздохнул. - Но спасибо. Шляхтич Вишневский участвовал везде, где только можно. Он бывал на всех сходках Армии Крайова, просился на все операции, помогал Матиушу с его проектом по спасению еврейских детей. Старался принести пользу Отчизне и людям вокруг. Однажды на очередном собрании к нему подсела молодая девушка. Ей было не больше двадцати пяти. И она была абсолютно прекрасна. - Простите, пан, я немного опоздала. Я присяду? - шёпотом спросила она. - К-конечно, панна... - он замялся. - Пшимановская. Зофия Пшимановская, пан Вишневский, - подсказала юная патриотка. - Можно просто Янош, - выдохнул вампир. - Зофия, на Зосю тоже отзываюсь, - улыбнулась Пшимановская. - Рада знакомству. - Взаимно, - Вишневский вздрогнул. Его сердце вдруг медленно забилось. Он догнал её в самом конце Кралевской и сбивчиво и заикаясь пригласил на свидание в полуразрушенный парк. Зося снова улыбнулась и кивнула. Зося была замечательная. Зося была живая и настоящая. Зося любила обваранки и «Пана Тадеуша» Мицкевича. Зося знала всё о Костюшко. Зося пела «Соколов» и играла на фортепиано полонез Огинского. Зося в каком-то смысле олицетворяла Польшу, какой её видел Янош. И поэтому он любил её ещё сильнее. Вишневский не раз говорил ей о своих чувствах. Зося на это молчала, краснела и улыбалась. А потом звала Янеком. Больше тридцать девятого Вишневский ненавидел только сорок третий. Сначала поймали Матиуша и месяц держали в жутких застенках гестапо. А потом схватили Зосю... Этого не должно было случиться. Это неправильно. Это кошмар... Поляк писал Штраусу, писал Мансфельду, даже Шпигелю. Он писал всем, кто хоть что-то мог сделать. Однако они лишь разводили руками и с сожалением говорили, что ничем не смогут помочь польской партизанке, лично взорвавшей склад с оружием. Он не получил о ней ни единой весточки, ни единого письма. Он метался, злился, вскрывал глотки немецким офицерам и задыхался в беззвучных рыданиях. А там Матиуша выпустили. Они сидели на стареньком диване и беседовали о чём-то пустом, стараясь не вспоминать о гестапо и Зосе, когда в дверь тихонько постучали. Это был Вацлав. Он сразу же вернулся из действующей армии, как только узнал, какие беды приключились с его друзьями. Левандовский знал лишь один способ немного отвлечь их. Он позвал их с собой.