Вся эта фигня: бакелитовые захваты, гравитационные игрушки, вольфрамовый клинок, неуклюжесть — все это было только для того, чтобы сунуть мне к горлу контакты обыкновенного резака и ждать, отсвечивая глянцевым забралом. Такими сварщики аварийно латают сверхпрочную органику, когда нет времени ждать. Такими упокоевают самонадеянных спецназовцев. Я убью его мгновенно, он меня — столь же быстро.
Это был чистый, классический, охрененно красивый и изящный пат.
И знаете, мне на какое-то мгновение стало обидно и страшно. Обидно — ведь для меня это было сродни белому флагу. А страшно оттого, что этот обормот — там, за забралом, — знал, что едва я войду в корабль, ему не победить. Он все это знал и пошел в бой, рассчитывая именно на пат.
И это интересно.
Потому что он понял: я его не убью. Он понял: не сможет убить меня. Он понял, что не будет диалога с капитаном, у которого астероиды размололи подбитый корабль.
Он, обормот, все понял — и таким образом вынудил меня к диалогу.
— И какие будут предложения, умник?
Тишина, тяжелое дыхание, он только что слюну не сглатывает. «Да что ж ты за слабак?»
— Але, ты там жив?
Говорить с излучателями у головы — затея не из приятных, как и ему с квантовым ножом у горла. Но говорить придется.
— Жив, — сказал голос. Хриплый от напряжения и невыразительный.
— Молодец. Говорю, что предлагаешь?
— Ну… П-предлагаю мир.
— А смысл?
— Оба останемся в ж-живых.
— И что мешает мне убить тебя, едва мы опустим оружие?
— После этого ты п-проживешь не очень долго.
«Допустим. Мина на корабле. Сообщники… Хм, сомнительно, на меня бы уже напали. Значит, мина с датчиком его пульса, например». В принципе, если он так все хитро сложил с разговором и боем, то мина может быть и не одна.
— У меня есть подозрение, что я тебе зачем-то нужна.
Тишина.
«Он что, дурак?»
— Ва-обще-то нет. Я просто не рассчитывал, что ты н-настолько хороша.
Ба-бах. Еще один удар «Тенью» по темечку.
— Чего? Да ты что, охренел? А резак?..
— Контактный ск-кафандр сожгло при попадании. Ты как раз в-влезла через тот отсек.
— Но…
— Если бы я знал, что ты спецназовец, я бы просто раздавил тебя силовыми переборками.
Х-хах… Ха. О господи ты боже мой. Какой идиот.
— Ты дурак? В полу тоже есть переборки?
— Н-нет.
Меня сейчас разорвет. В груди будто скакали черти, будто искрились десятки искорок, мне никогда еще в жизни так не хотелось захохотать в такой идиотской ситуации: с резаком у головы вися в невесомости, с дураком чуть ли не в обнимку.
— Убирай оружие. Я тебе верю.
— Н-насчет чего? — осторожно спросило забрало. Видимо, я все же слишком весело это сказала.
— Насчет того, что твоя смерть мне ничего не даст. Давай на счет «раз».
— Д-давай.
«Интересно, откуда ощущение, что я схожу с ума?»
— Раз!
Я втянула клинок, он убрал руку, мы дали друг другу в грудь и разлетелись, а потом он громко сказал:
— «С-сегоки», статус гражданский. Г-гравитацию.
И уже падая на пол, я услышала приятный женский голос:
— Принято, Синдзи.
Глава 3
Стол был блестящим, красивым и большим. Причем последнее особенно важно, потому как по ту сторону сидел этот Синдзи, и мне бы очень хотелось иметь между нами существенное препятствие. Это чтобы было время подумать, а так ли я хочу его придушить.
Балбес сбросил скафандр и теперь неловко ежился в летном комбезе с широким круглым воротом. Комбинезон был сер и в паре мест пропален, а уж чем в быту можно прожечь эту ткань, я не в курсе. Синдзи оказался парнем эдак моих лет, худым — ключицы аж торчат. Личико не сказать, что прямо выдающееся, но в целом вполне милое: весь такой гладенький, чисто выбритый и нос умеренной курносости. Я мысленно поставила ему тройку с плюсом, плюс накинула за глаза. Пальцами пианиста парень сейчас нервно отстукивал по столу.
Блестящему, красивому и широкому.
«Mein Gott, как бы удержаться?»
— Прекрати.
Он едва заметно вздрогнул.
— Что? А, да…
— Итак. «Синдзи», значит?
— Д-да.
Поначалу я списала заикание на шок, но с каждой новой его репликой крепла уверенность, что это просто дефект речи. Видимо, его выращивали на планете, где перебили логопедов.
— «Синдзи» — а дальше? Фамилия как?
— Просто «Синдзи».
Я пожала плечами: тоже мне еще, партизан. Среди крупной рыбы таких юных симпатяжек не было, а мелкие преступники ничем не рисковали, называясь по фамилии. Опять же, болван, кто тебе не дает наврать? Так нет, надо всенепременно показать, что ты скрываешься.