Аминь, дрянь-то какая, а?
— Я тебе уже сказала. Иначе нельзя.
— Да почему нельзя?!
А ты опасный сукин сын, канлереныш! Я почувствовала, как щекам становится ай-ай как горячо.
— Жизнь за человечество, человечество за жизнь — давай опять упражняться, а? Тебе не хочется сделать так, чтобы в твоей жизни произошел какой-то смысл?!
Он помолчал, а потом кивнул:
— Хочется. В-выслушаешь?
«Опять заикается. А ведь прекратил было». Я кивнула, и он поерзал там, в нескольких километрах.
— Иногда очень хотелось, особенно когда б-бывал в древних системах. Видела снимки с К-кармины?
— Само собой.
Планета-памятник, планета-заповедник. Неведомая умирающая цивилизация превратила всю поверхность своего мира в дорогу истории. Статуи, скульптурные группы, обелиски. Они изобрели лазерную запись, они даже выходили в ближний космос, но на завершающем этапе своего развития технологии были втоптаны в грязь. Потрясающей красоты статуя, вырезанная лазером из туфа, а под ней — осколки магнитных носителей.
Такое впечатляет и не отпускает очень долго.
Ах, да. А вымерли они от переизбытка генетики.
— Я т-там заблудился. Встречался с клиентом и заблудился. Сидел под статуей и думал: вот отвезу эту п-партию. Потом еще один заказ. П-потом — еще один. А потом меня не станет.
Я невольно улыбнулась: обормот был по-детски непосредствен, а еще — впечатления от Кармины оказались неимоверно знакомыми.
— И ты задумался, в чем смысл этого всего.
— Д-да. И знаешь что? Если в этой вселенной и может быть какой-то смысл, то он наверняка совершенно д-дурацкий. Например, ты пустила волосатика на ночь п-погреться. Или выкупила ч-чей-то заказ.
— Это мило, конечно, Синдзи. Но это оправдание какого-то минимализма. И Кармина твоя — фигня, на два выстрела сейсмооружием. Причем тут масштаб?
Обормот облизнул губы и тихо рассмеялся.
— И чего ржешь?
— В-во-первых, ты со мной согласилась.
— Это где еще?
— Ты сказала «причем т-тут масштаб».
Вот сволочь, я ведь имела в виду, что…
— А во-вторых, т-ты сослалась на «-изм».
Я даже не знала, что и сказать. Синдзи, обормот Синдзи, торговец смертью и милый мальчик просто взял — и уделал меня всухую. Осталось только для полноты картины послать его, уколоть его же собственным прошлым и отключить связь.
— Знаешь что, Синдзи…
— Б-боюсь, что знаю. Лучше бы ты п-просто сказала: «я так чувствую». Зря решила подтянуть теорию.
Экран погас.
Я сидела так — дура-дурой — перебирала в уме все мыслимые и некоторые баронианские ругательства, и было мне офигительно тошно, потому что меня сейчас знатно выволокли. И противно ведь, что он и сам удовольствия не получил, самому не хотелось говорить.
— Все?
Я оглянулась. Опираясь на медицинский стек, в дверях рубки стояла Кацураги.
— Все? — переспросила она. — С личным покончено?
— Да, Мисато-сан.
Войд-коммандер поизучала меня и медленно повернулась идти прочь:
— Тогда за мной. Пить кофе и изучать план действий.
Я оглянулась на черный экран, вспомнила еще пару ругательств для вкуса — и пошла.
Глава 25
Вероятностная логика. Жульничество и шулерство, игра с изнанкой, игра с вероятностями по крупной. Меню боевого корабля было скупым и сухим, это вам не user-friendly интерфейсы коммерческих посудин — тут никаких всплывающих подсказок, никаких двойных проверок действия. Так что я пялилась на простую опцию «запретить — разрешить» и думала о вечном.
Если вот так вот разобраться, то я — это не совсем уже я. Та Аска, которую я знаю, навсегда осталась стоять на коленях над мертвой Кацураги. А вот я кто? Я лучше самой себя, потому что увидела призрачную угрозу, уклонилась и нанесла удар в ответ.
Я — это не совсем я. Круто, черт. Значит, это не я облажалась в споре с Синдзи.
Тысячи фальшивых «я» сидели в шулерской опции «дырокола» и издевательски щупали мой едва заживший мозг: «Выдержишь? По второму-то заходу?»
— Прекрати.
Я оглянулась: Кацураги, занятая до того какими-то своими расчетами, повернула ко мне голову. В глазах у женщины с воем плавилась боль. «Не приняла-таки обезболивающих», — поняла я. Фантомные боли из другого варианта реальности — интересно, как это?
— Ты уже минут пять смотришь на меню опций «дырокола». Тебе больше не о чем думать?