Ищу Женю, еще в тот вечер запомнил, как она говорила, что тоже в этой общаге живет. Нашел ее комнату на втором этаже. Постучался, вошел. И Женя тут и Инь за столом сидит и в три ручья заливается. Увидела меня и сорвалась бежать на выход. В дверях ее хватаю, удерживаю и опять получаю кулаком в нос. Брызнули кровь и сопли. Женя засмеялась. Инь заревела еще сильнее и перестала вырываться.
-- Держи, - подала носовой платок Женя, - нос кверху задери, вот кровь и остановится.
Вытираюсь, и задрав нос слушаю как Женя:
-- Вы тут разбирайтесь, а я пошла, - с усмешечкой говорит она и серьезно предупреждает, - толь чур на моей постели любовью не занимайтесь.
-- Жень, а может ты эта ... ну переводить будешь? - гундося прошу я, - Ты ж по ихнему понимаешь немного?
-- Вот тут как раз переводчики и не нужны, - смеется Женя, спокойно советует:
-- Ты извинись перед девчонкой, она ж к тебе всей душой, а ты как ...
И уходит.
Ну ладно. Инь ты только послушай! Признаю, я виноват. Зря тебя обидел. Ну извини. Пьяный я был. Больше не буду. Пить не буду, обижать не буду. Ты тоже хороша, ну зачем мне девку послала. Да и ней не сдержался. Ну прости. Ну что ты еще-то от меня хочешь? Могу за цветами сбегать, могу за гондонами. Чего тебе еще-то надо? Молчишь? Да хватит тебе реветь! Ну хорошо скажу. Да нравишься ты мне! Еще сказать? Да! Нравишься! Что дальше будет, не знаю, а сейчас нравишься. Вот и всё!
И ты мне ... и я тоже ... и больно от твоих слов было. Думала тебе все равно с кем. Ты с этой ... в моем доме. Зачем ее не прогнал ... зачем сразу за мной не пришел. А правда я лучше? И еще раз скажи, что я лучше. А ты мне подарки принес? Обо мне думал? Правда?! Тебе больно? Ну давай я тебе вытру, а то кровь все идет и идет.
Такие вот глупости говорили, без слов понятные. И слова были, только другие совсем. В таких ситуациях они значения не имеют. Могут мужчина и женщина понять друг друга без перевода. Могут, если хотят этого - оба.
Как же все это нелепо. Глупее не придумаешь. Ты хоть думаешь, что делаешь? Нет, уже не думаю. Инь вытирает платком мне лицо и все всхлипывает, а я ее обнимаю, прижимаю, она как обмякает. И ... Женя же просила в ее комнате этим не заниматься, прости Женя, не получилось.
В апреле у нас в городе вишня цветет. Лепестки бело - розовые нежные. Деревья расцветая несказанно хорошеют и запах от них идет нежно томительный как ощущение предстоящей любви. Нет у нас праздника цветения вишни, мы же не японцы. Праздника нет, а вот чувство быстротечности красоты и жизни есть. Мы в российской своей душе романтики ничуть не меньше уроженцев дальневосточных земель. Только стесняемся себе в этом признаться. Кружит голову аромат цветущего дерева, вот только быстротечна его краса, и мимолетно вздохнув мы бежим дальше и в свой срок опадают нежно розовые лепестки.
Двадцать восьмого апреля одна тысяча девятьсот восьмидесятого года я стою на замусоренном плацу областного военкомата. Шум, гам, смех, лающие выкрики команд. Рыбными косяками мечутся из стороны в сторону большого двора, толпы остриженных разномастно одетых призывников. Много нас в этот призыв уходило. Разбиваемся по призывным командам. На границу, на флот, в десант, в пехоту уходим мы служить. По всем военным округам и группам войск разлетимся. Плачут мамы мальчишек, а мы? Нет, не плачем, мы радостно возбуждены и полупьяны, матерной руганью и разудалой бравадой звучат наши голоса. Настраивает инструменты оркестр. Скоро затрубят нам поход музыканты. В поход на два года. Прощай юность, мы вернемся уже другими. Не лучше и не хуже просто другими. А пока смехом и разговорами истекают последние минуты. Ко многим ребятам пришли попрощаться и пожелать удачи девушки. Некоторые своих ребят дождутся. Меня только мама провожает, вон она за оградой военкомата стоит. Такая грустная хоть и старается улыбаться. Не грусти мамочка и не плачь, я вернусь, только ты об этом пока не знаешь.
Со всеми остальными я ещё вчера попрощался. С Инь тоже. Прощай Инь, опали лепестки наших встреч. Прощай, больше мы не увидимся. С того дня как без перевода мы поняли и простили друг друга, то каждый день встречались. Немного, всего десять дней. Женя помогла тебе оформить в заводской поликлинике больничный лист. Славная она Женя и добрая. Дни я дома с мамой проводил, а вечером уходил к тебе. Оба мы понимали что всё, больше уже ничего не будет. Нет прошлого, нет будущего, есть только сейчас. Жили одной ночью, одним мгновением. Ты не боялась и не жалела себя, я тебе отвечал. Прощай! Не приходи, не провожай, не надо. Не реви. Все сказано, что сделано, то сделано. Чем смог тем и помог, что было то и отдал, ты не просила, сам все принес. Надеюсь и тебе хорошо было, мне так точно. Не жалей, что все так вышло, я же не жалею. Прощай!
Прошла перекличка, строится в колонну наша команда. Провожая нас на вокзал, оркестровой музыкой загрустила "Славянка". Не грусти милая "Славянка" вот уж с кем с кем, а с тобой мы точно не расстанемся. Ты и провожала нас и встречала. Все два года службы с нами рядом будешь и в радости и в горе. Ты слышишь "Славянка"? Нам никогда не покажется фальшивой песня твоей души.
Отцеловавшись с провожавшей его Наташкой Ильичевой рядом со мной в строй встает Олег. Оказывается он и Пашка все-таки сумели пристроиться на практику к медичкам. Вот как! Без меня!? Ладно прощаю и не жалею, мне и так хорошо было.
Думая о том, как бы не отобрали при посадке в эшелон, перелитую в бутылки из под лимонада водку, я рассеянно слушаю чего там Олег говорит:
-- Представляешь? Пашка на болт намотал. Триппер от Ленки подцепил. Помнишь? Ты ее в общаге мединститута видел. Ему теперь до осени отсрочку дали, - скаля зубы, рассказывает Олег, - военком обещал зачислить его в спецкоманду и загнать аж за полярный круг на белых медведиц хрен дрочить
-- А ты как? - хохочу я кивая в сторону его девушки, - когда ссыш не плачешь?
-- Все нормально! - солидно заверяет Олег, спрашивает:
-- А ты?
-- Команда тридцать четыре! - зовут нас, - Левое плечо вперед, - усиленная мегафоном гремит команда присланного за нами из части офицера, - шааагом марш!
Маршем запели трубы, к выходу из ворот областного военкомата двинулась наша колонна. И сквозь духовую музыку с нарочито похабной улыбочкой я отвечаю шагающему рядом Олегу:
-- Я уж так постарался, что чуть не стер, должно хоть на полгода хватить.
-- То-то мы тебя вечером никак застать не могли, - ухмыляется Олег и толкает меня плечом.
Только из ворот вразброд не в ногу вышли, всего метров двадцать прошли толкаясь в строю, и задевая друг друга за ноги, как смотрю, а на детской скамейки расположенного рядом садика стоит Инь и по лицам идущих в колонне призывников мечется ее взгляд.
-- Это же шлюшка вьетнамская из трикотажки, - узнает ее Олег, ехидно интересуется, - уж не тебя ли провожает?
Вот тут то и совершаю я поступок чье имя - подлость.
- Ты что долбанулся?! - отводя от девушки взгляд, громко и насквозь фальшиво возмущаюсь я, - да на хрен она мне нужна? Да я ее после того раза и ни видел больше.
Чувствую на своем лице взгляд Инь и опуская голову смотрю по ноги. Движется по улицам колонна, не в такт шагает весенний призыв восьмидесятого года, гремит музыка, лают мегафонные команды, и мы уходим.
Прости Инь, но ты сама виновата, я же просил тебя не приходить. Ну кто ты такая чтобы меня провожать? Желтенькая, тщедушная, страшненькая, мне же стыдно за такую подружку будет. Меня же ребята подначками замучат. Зря ты пришла, я отвожу взгляд и не вижу тебя. Мне и сейчас стыдно - за себя.
Эпилог
Перед входом в школу прямо на кирпичной стене укреплена мраморная мемориальная табличка. На ней фамилия имя и отчество Олега, дата рождения и смерти. 1960-1980гг. Почти выцвели буквы, потрескалась небольшая мраморная плита.