– Ставлю Боброву «пять», он хороший мальчик..,
Бобров вставал, осклабясь наклонял голову и садился. А мы чувствовали себя полными идиотами.
Около месяца мы ничего не могли понять. За что в начале каждого урока Бобер получал пятерку по немецкому языку? За что, блин?!!
К решительным действиям нас подтолкнул его приятель Вовик Чернявский, наш одноклассник и сын начальника райвоенкомата.
Однажды следом за Карл Карлычем вошли уже двое – Бобер и Чернявский. То есть обычная процедура претерпела новые изменения. Но это было не последнее изменение, потому что отныне урок начинался такими словами:
– Боброву и Чернявскому я ставлю оценку «пять»! Они – хорошие ученики.
«Хорошие ученики» победно оглядывались, только что языки нам не показывали. Или не «делали козу» пальцами…
Тут уж терпение наше лопнуло. И после вторых незаслуженных пятерок было решено отследить происходящее в коридоре непосредственно перед появлением учителя.
Для этого был отряжен Гриня Каминский. Он притаился на лестнице, которая прямо в середине соединяла коридоры первого и второго этажей школы. Наш класс был на втором этаже, в конце коридора, и «Гиммлер» обязательно проходил от учительской мимо лестницы. Задачей Каминскому определили следующее: сразу же, как только по коридору мимо него прошествует, чеканя шаг, наш учитель, Гриня должен был на цыпочках подняться по лестнице и выглянув за угол в сторону нашего класса, увидеть все, что будет происходить у наших дверей.
Каминский все увидел и рассказал нам.
А мы решили воспользоваться информацией и тоже получить по пятерке.
Когда перед следующим уроком немецкого Карл Карлыч подошел к нашему классу, он увидел выстроившуюся у стенки в шеренгу всю мужскую часть 7 «В», которая при виде учителя громко хором поздоровалась:
– Гутен таг, Карл Карлович!
И дружно низко поклонилась остолбеневшему «немцу».
После чего кто-то из нас открыл дверь и сказал:
– Проходите пожалуйста, Карл Карлович!
Он и прошел. Но почему-то не поставил пятерок пятнадцати «хорошим ученикам», а наоборот, вызвал к доске поочередно Боброва и Чернявского и с нескрываемым удовольствием поставил им по единице.
А к нашему классу с тех пор он стал относиться настороженно, и успеваемость по иностранному языку у нас резко пошла вниз.
Впрочем, он учил нас всего лишь один год, а потом женился и они с женой уехали куда-то.
Но историю эту мы вспоминали частенько. И все время выпытывали «Бобра» – как он додумался до этой штуки? Но Бобров в ответ лишь ухмылялся и помалкивал в тряпочку…
Но самым необычным персонажем среди учительского коллектива был преподаватель математики в старших классах Дмитрий Иванович Любавин.
Он учил нас три года, с 9 по 11 классы. И поэтому многие из нас совершенно не знали математику.
И ведь весь педагогический коллектив знал обо всем, но ничего поделать не мог – Любавину было за пятьдесят, и он в свое время учил и Ивана Ивановича, нашего директора, и завучей, и многих учителей. Потому что работал в нашей Боговещенской школе номер один чуть ли не тридцать лет.
И он жил математикой. Он считал все и везде. Он ел с математикой на уме, он ходил по улицам, мысленно что-то считая и решая задачи. Поэтому он никого не замечал и ни с кем не здоровался.
Он очень своеобразно разговаривал – частенько вставлял перед словами букву «и», а после слова – «к». И выдыхал при этом носом, издавая соответствующий носовой звук – чтобы было понятно, я использую буквенное сочетание «Хм-м».
Вот стоим мы с Миутой на нашей улице Кучеровых у его калитки, держим в руках книжки, которые взяли в библиотеке – нам библиотекари откладывали новинки из книжных поступлений.
Стоим, разговариваем, расстаться, блин, не можем… Мимо идет Дмитрий Иванович.
Мы ему:
– Здравствуйте, Дмитрий Иванович.
А в ответ – тишина… И вдруг, сделав несколько шагов, Дмитрий Иванович резко тормозит. Оборачивается, возвращается к нам, и говорит:
– Ну-к, чевой-то вы там и-читаете (Хм-м)?
– Да вот, Дмитрий Иванович, фантастический роман Казанцева «Льды возвращаются», и еще Стругацких новая повесть.
– Давайте-к, давайте-к (Хм-м)! Я и-прочитаю и вам отдам!
Парадокс был в том, что Дмитрий Иванович, наверное, единственный из учителей любил и читал те же книги, что и мы, молодежь. И никогда не забывал принести нам на урок и вернуть книги. И это – при потрясающей общей забывчивости. Которая проистекала из его увлеченности.
Например, во время урока он поднимает «за разговоры» меня и Миуту и говорит: