Любка метнулась к двери, распахнула ее.
— Э-гей! — звонко крикнула она. — Ты что, забыл, где находишься? Не кури давай!
Анатолий смял папироску и решительно направился к ней. Встал в дверях.
— Хватит тебе выпендриваться. Дай сам подниму.
— Ты лучше дверь закрой… с той стороны, — посоветовала Любка. — И чего зря топчется? Не твоя скважина — и иди, пожалуйста. Скажи, будто меду сюда привезли!
вдруг истошно завопил Анатолий и, не оборачиваясь, пошел прямо через снежную целину в ту сторону, где находилась диспетчерская. Шагал он быстро, пинал попадавшие ему под ноги куски льда, ветки.
Любка решила передохнуть. Села прямо на подрагивающий теплый насос и, сложив руки на коленях, нагнулась к окошечку, чтобы не упускать из виду Анатолия. Фигурка его уменьшалась, таяла, и вот уже одинокое черное пятно, чуть колеблясь, движется по бесконечному снегу.
Любка, Любка, самая независимая и острая на язык девчонка в техникуме! Угораздило ж тебя встретиться на одной тропе с таким непутевым. Думала ли, что не будешь спать целую ночь из-за того, что он подозрительно долго болтал с разодетой в пух и прах девицей у «Спорттоваров»!
Как же это получилось, что Анатолий сразу, без приглядки и ухаживаний стал ходить за ней по пятам? Любка достаточно наслушалась рассказов Танзили о том, что он никогда не упускает возможности «распустить хвост» перед каждой мало-мальски смазливой девчонкой. А уж насчет языка и говорить нечего. Заговорит кого хочешь. Но только не ее, Любку. Видали таких. Любка часто задумывалась над тем, почему даже в моменты, когда она с замиранием сердца представляла его объятья, поцелуи, ласковые слова, сознание упорно напоминало о его грубости, неуравновешенности, какой-то расхристанности во всем, за что берется. Ведь так не бывает, наверно. Если любишь… И так внезапно! Бог мой, запуталась совсем!
Недавно она пошла во Дворец нефтяников на вечер. Встала с подругой у колонны и увидела свое отражение в овальном зеркале напротив. И даже понравилась сама себе: синее платье с меховой оторочкой вокруг шеи и запястьев, густо искрящийся пышный кок волос под невидимой сеткой, глаза горят, румянец во всю щеку… И вдруг в зеркале же она заметила Анатолия: с каким-то непривычным, досадным, пожалуй, восхищением он глядел на нее. Все напряглось у Любки внутри, она непроизвольно сделала шаг в его сторону и… ушла в зал.
«А что если просто тронуть его за рукав и сказать: не надо так, Толя! Ты ведь совсем не такой, наверно! Слышишь? Нет не буду. Не хочу. Сам не маленький».
Любка снова взялась за лебедку. А в голове вертелась глупая, как ей казалось назойливая мысль: у него очень красивые пальцы. Длинные, чуткие. И глаза отдают чем-то матовым, если взглянуть на них сбоку.
«О чем ты думаешь!»
…Протяжный сигнал заставил Анатолия обернуться. Из окошка догнавшей его дежурной машины выглянул Сергей.
— Ты куда?
— Туда. — Анатолий показал на далекий домик диспетчерской.
— А чего это ты такой крюк сделал?
— Люблю прогулки на свежем воздухе. Укрепляют нервную систему.
— Ничего себе прогулочка, да еще в рабочее время.
— Мяч беру, Сергей Ильич: через пять минут конец вахты.
— Ладно, лезь в кабину.
— Дойду.
— Залезай, говорю.
Дорога была неважная. Накануне здесь прошел бульдозер, и узкий коридор в снегу петлял, едва ли не пересекая самого себя.
Анатолий мельком взглянул на сосредоточенное лицо начальника участка, оглянулся украдкой: за темным мыском уже исчезла та самая 78-я скважина, широко расставившая свои суставчатые ноги. Там — Люба.
— Разряд с тебя сняли. Видел?
— Еще бы не видеть. А мне как-то до фонаря.
— Кончай паясничать, Толя. Как ты думаешь, из детских штанишек не пора вылезать, а?
— Может, хватит воспитывать, Сергей Ильич? Образцово-показательного из меня не выйдет все равно.
— А никто и не хочет, чтобы ты херувимчиком был. Думать-то не научился, что ли? Вроде неглупый парень, соображаешь, что к чему. Если о себе не беспокоишься, хоть обо мне как о начальнике участка подумай. Как ты считаешь, сколько я могу тебя выгораживать? Ты в общем-то неплохой парень, но ведь это к делу не пришьешь. Совесть поимей, честное слово.
— А что я? — взъерошился мгновенно Анатолий. — Украл что?