Кончаю. Расскажу только об одном случае. Недавно я чуть не набил физиономию мастеру подземной бригады из моего участка: принес мне липовые наряды. Было отмечено в них, что скважина отремонтирована в кратчайший срок, перечислялись виды произведенных работ. А к этой скважине вот уже два месяца не подходил ни один ремонтник! Как это называется? А мастер-то опытный, собаку съел на подземных ремонтах, коммунист, мне в отцы годится. Дальше идти некуда. Всем нужны деньги. Но лучше получать немного меньше, чем вот так. К сожалению, в горкоме меня назвали прожектером, интеллигентно высекли, так сказать. Разве это прожектерство — нежелание халтурить? Разве это непартийно — требовать честной работы и чистых рук? Не понимаю начальника управления товарища Азаматова, чутье к новому и горячая заинтересованность в полезных начинаниях которого общеизвестны.
Я говорил, наверно, не очень связно. Но от души. Иначе я не могу, поверьте.
— Слишком запальчиво, Сережа. — Молчанов, глубоко утопив руки в карманах пиджака, прохаживался по коридору. — Эмоций многовато.
— А в общем?
— Кажется, довольно убедительно, хотя общеизвестных фактов привел больше, чем надо.
К ним подошел дочерна загорелый, средних лет человек. Обнажил в улыбке сверкающие металлом зубы.
— Без заработка решил оставить нас, Сергей Ильич? — пошутил он, но глаза смотрели остро, прощупывающе. — Всю жизнь благодарили за быстрый ремонт, а я, по-твоему, выходит… И насчет рвачества загнул. Скважину, как мясорубку, по частям не раскидаешь. Бес ее знает, что у нее там, внутри.
— Брось, — посоветовал Сергей. — Не смеши, Сбитяков. А что касается рвачества, могу припомнить двадцать шестую, тысяча двухсотую, пятьдесят третью. Еще?
— Ну, понес! — на лице собеседника появилось что-то вроде смущения. — Я о том хочу сказать, что круто больно забираешь. Народ не поддержит.
— Твоя бригада — еще не народ, — отрезал Сергей. Сбитяков, посмеиваясь, отошел.
Кто-то тронул Сергея за локоть. Обернулся — Андрей.
— Ну, и?..
— Остаюсь при своем мнении, — пожал плечами Осташков.
Крылья тонкого с горбинкой носа Сергея затрепетали от обиды.
— Почему?
Андрей сел на низкий подоконник. Сергей и Молчанов стали рядом, как бы замыкая круг.
— Все очень эффектно. — Осташков размышлял вслух. — Даже смело. Называй, как хочешь. Ломка окостеневших правил, повышение ответственности — сейчас это модно. — Он встретил требовательный взгляд Сергея. — Вот мое мнение: ничего, по крайней мере в ближайшее время, не выйдет. Ты шутишь — такая перестройка? Наверно, умные головы над этим уже не раз думали до нас с тобой.
— Нужен эксперимент, — перебил Сергей.
— Скважина есть скважина, Серега. Стул можно починить и дать гарантию, что он не развалится под тобой. Допустим, ты отремонтировал скважину: заменил секцию труб, пропарил, опустил новые штанги. Вроде, все сделал, что надо. И вдруг — авария. Ты, конечно, виновник. А на самом деле виноват какой-нибудь растяпа-оператор, задвижку забыл открыть. Вот и давай гарантию.
— А ты перестраховщик, Андрюха.
— Просто более трезво смотрю на вещи. Займись-ка лучше чисто инженерной проблемой. Их сейчас — считать не пересчитать.
— Ну и черт с тобой… рационально мыслящий.
— По-моему, все-таки ты прав, Сергей. — Молчанов поправил галстук Старцеву и обернулся к Осташкову. — А ты хоть не мешай, если не согласен.
— Интересно, как бы я смог помешать, если я вообще здесь не работаю? — пожал плечами Андрей.
В прениях выступило человек десять. И все — против Сергея.
После совещания что-то надломилось в отношениях Сергея и промыслового начальства. Заведующий промыслом Фатеев старательно замалчивал успехи участка, неохотно давал руку при встрече и вообще стал смотреть на него как на человека, окончательно утратившего в глазах окружающих авторитет. Мастера бригад подъемников стали больше советоваться со старшим инженером промысла Трояновским, более покладистым. Сергей сразу же ощутил вокруг себя нечто вроде пустоты. Сочувственные взгляды коллег старался не замечать. Лишь сутулый простоватый Тимофеев, его мастер, безоговорочно поддержал его: подземный ремонт он знал хорошо. Мало того, на одной из оперативок он, никогда почти не выступавший и обычно прятавшийся за железным сейфом, вдруг разомкнул рот и пробурчал: «Больно много подземников по головке гладим. Глазу нет, оттого, стало быть, и халтурят. А ударить рублем — поймут». «Медведь в лесу сдох, — бросил кто-то реплику. — Тимофеев голос подал».