Он ослепил ее. Огромное пламя ревело над ее головой, вырываясь из пятиметровой трубы. Оглушительно, будто тысячекратно усиленный звук пастушьего кнута, огненные хлопки рвали воздух. Огромный парус то выпячивал пылающую грудь, то сгибался в истовом поклоне. Любка перебралась через земляной вал, ограждавший факел, и даже вскрикнула от неожиданности: на оттаявшей земле явственно виднелись темно-зеленые стрелки ранней травы. Здорово! Земля задышала, и зелень, перепутав факел с солнцем, поспешила выбраться наружу.
Руки и ноги стало покалывать: факельный жар сделал свое дело. Любка задумалась. При свете этого огнедышащего дракона глаза ее стали отливать жгучим черным цветом.
…Когда Любку избрали в комитет комсомола, она загорелась пока еще абстрактной идеей сделать что-либо из ряда вон выходящее, масштабное, по выражению Дины. Комсомольский прожектор, руководителем которого она оказалась, постоянно напоминал об этом. Конечно, борьба с любителями выпить — дело немаловажное, но все-таки хотелось большего.
Как-то по дороге домой она разговорилась с Надей, девчонкой из соседней бригады — разбитной, не лезущей за словом в карман, с мальчишескими ухватками.
— Ты когда свои скважины в порядок приведешь, Надька?
— А что? — удивилась та.
— А то… Инструмент грязный, на емкостях — потеки, мостки вкривь-вкось.
— Да и не мое это дело — мостки сколачивать. Да и вообще… что ты в меня вцепилась? — возмутилась Надя.
— А сама? Ходишь по городу в брезентовке, в ватных штанах. У тебя фигурка такая, а ты ее уродуешь…
Девушка вспыхнула, но промолчала.
Реплика, брошенная недавно Сергеем, не давала ей покоя. Придя на одну из скважин, расположенную недалеко от факела — нужно было ликвидировать последствия газового выброса, — Сергей промолвил, глядя на бушующее пламя:
— Подуй ветер в сторону скважины во время выброса — был бы фейерверк. И вообще пора давно заткнуть факелу глотку. — И добавил как бы в шутку:
— Кишка тонка у комсомола, Люба?
И в тот же день, как снег на голову, свалилась иностранная делегация — немцы. В сопровождении Азаматова, Фатеева, Старцева и группы операторов, среди которых была и Любка, они посетили первую девонскую скважину, «бабушку» месторождения. Вдали неистовствовали два факела. Пожилой очкастый немец в бобровой шапке с козырьком, показывая на них длинным сухим пальцем, сказал по-русски: «Плохо. Надо ферзаммельн… это… собирать газ. Газ — рубль, нельзя пропадать». Фатеев хмыкнул что-то неопределенное, Азаматов сосредоточенно читал до мелочи знакомую мемориальную доску на скважине.
Конечно, смешно рядовому оператору давать советы тому же Фатееву. Но слова иностранца не выходили из головы. Да и осталось-то их, факелов, всего несколько штук. Десятки погасили, как рассказывают, в последние годы. Она как бы между прочим поинтересовалась у мастера Тимофеева, сколько газа сгорает за сутки. Услышав, сказала тихонько: «Мама!.. Сто пятьдесят тысяч кубометров».
Было в ее мыслях и поступках что-то детское, стихийное. Генка — тот попросту поднял ее на смех: «Хохмачка! Если брать в общем масштабе производства и соотнести все это с имеющимися факелами, то получится бесконечно малая дробь». Любка отмахнулась от него и подалась к Сергею. Тот внимательно выслушал ее и улыбнулся.
— Реплика немца покою не дает? — и продолжал, уже серьезно:
— Во-первых, надо подумать, куда газ девать будем. Не выпускать же его живьем в атмосферу. Газокомпрессорный цех не берет, и так, мол, перегружены. Да если бы и согласились качать, где мы возьмем трубы? Линию же тянуть надо. У них зимой снега не выпросишь. Гвоздарев — это, брат ты мой, такой еще гусь…
…Никогда бы не подумала Любка, что способна твердить одно и то же в течение двух часов. Начальник газокомпрессорного цеха Гвоздарев, моложавый брюнет в кожаном реглане, вначале приятно улыбался, сочувственно поддакивал, сокрушался и… отказал.
(Ох и противная, оказывается, у него улыбка! Как чечевица!)
— Милая девушка, несмотря на весь трагизм положения, в котором очутился прославленный и глубокочтимый мной первый промысел, ничем помочь не могу. Ничем!
— У вас есть старый компрессор, — выпалила Любка.
Аккуратная скобочка брови начальника полезла верх.
— Ин-те-рес-но! А я ничего не знаю!
— Он стоит у вас в пристрое гаража, — нанесла Любка еще один удар.
— Впервые слышу! — Губы собеседника приняли форму сердечка.
(Господи, чего он кривляется!)
— Наплавить два подшипника, сменить шестерню в редукторе, опрессовать систему смазки — и можно пускать в эксплуатацию, — не моргнув, доложила девушка.