— Ахмет Закирович…
— Что стряслось?
— Жена… Прободение язвы… У тетки она… в Гусарово. Врача там нет, а пока с райцентра… Машину… Гады! — истерически выкрикнул он.
— А ну, тихо! — Азаматов понимал, что человека впавшего в прострацию, можно привести в себя вот таким хлестким, как удар кнута, окриком. — Садись, поехали.
Шеин — лучший хирург города, его гордость. Шофер гнал машину на бешеной скорости. Дома врача не оказалось — был в гостях. И через четверть часа ошеломленный хирург, буквально вытащенный из-за стола, торопливо одевшись и забрав в больнице инструменты, уже мчался за добрые сто километров в неведомое Гусарово».
Андрей настолько увлекся, что не сразу услышал покашливания Азаматова. И торопливо сложил газету. Азаматов пробормотал что-то вроде «Уж эта пресса…», хотел сказать что-то еще, как вдруг тон его стал непривычно смущенным:
— Вы извините — я прибавлю громкости немного.
И повернул регулятор приемника. И поплыл по кабинету одышливый, с хрипотцой голос курая, подхваченный высоким тоскующим тенором певца.
— «Сибай», — с каким-то замиранием в голосе произнес Азаматов. И добавил, будто извиняясь:
— Люблю очень…
На улице стригли деревья. Весь тротуар был усыпан ветками. Мальчишки уже схватились в ожесточенных поединках — сабельные бои разгорелись не на шутку. Дина медленно шагала по темному сырому асфальту. Солнце било в глаза, она надела темные очки.
— Девушка, отойди-ка, а то зашибу ненароком, — раздался с дерева бас. — Отойди, слышь?
Рядом рухнула тополиная ветвь с уже набухшими почками. И до того разительно напоминала она человеческую руку, что Дина непроизвольно прибавила шаг.
Улица была полна народу. Не зная, куда деть себя, Дина зашла в «Детский мир» и купила потешную обезьянку с вытаращенными глазами и лихо закрученным хвостом. Полюбовалась, положила в сумочку.
«Пойду в ресторан», — решила она, и ей стало весело, когда представила себе повышенное внимание со стороны посетителей. Здесь издавна было заведено, что местные женщины, как правило, одни в ресторан не ходят. Даже поесть. Тут властвовали мужчины, и официантки знали «запатентованные» места своих клиентов.
— Салат, рыбу. И какого-нибудь сухого вина, пожалуйста. — Вертлявая официантка побежала на кухню.
Скоро зал будет полон, в воскресенье всегда так. Хорошо, что села в уголке, за широкой колонной. Хочется побыть одной. Не вежливо не поддерживать разговор, не улыбаться через силу, а просто смотреть через выходящее во двор окно на этих двух чудаков, молоденькую девушку и парня, целующихся средь бела дня в подъезде в полной уверенности, что их никто не видит. Наблюдать, как отплясывает на цементном подоконнике чистая и радостная капель.
Вино слегка ударило в голову.
За колонной гневный девичий шепот:
— Зачем мы сюда зашли? Ведь есть же кафе!
— Там вина не подают.
— Да ты что, пить собрался?
— Отметить же надо. А зачем же в кабак… пардон, в ресторан тогда ходить? Только и погудеть.
— Как-как?
— Гудеть, говорю. — И сердито: — Пить, словом.
— Я сейчас же ухожу! — Девичий голос наливается решительностью. — Тебе после больницы нельзя!
— Кто это сказал? Да и не уйдешь никуда. Номерок-то у меня.
— Подумаешь! Зайду к Дине. Она рядом живет.
«Да это же Люба и Анатолий! Значит, выписался». — Первым желанием Дины было встать и подойти к ним. — «Впрочем, не стоит. Пусть наговорятся наедине».
— Любушка, перестань… Чего там — рюмка какая-то!
— Не хочу я!
Анатолий явно начинал злиться.
— Да не кефир же хлебать, в самом деле!
Молчание. И потом:
— Ну, хорошо. Только немного, ладно?
Заказ вполголоса, шепот:
— Толя, а почему у тебя борода рыжая?
— В прошлом году газосепаратор чистил и отравился остаточным газом. С тех пор и пошло.
— Вре-ешь?
— Клянусь я первым днем творенья…
Дине вдруг стало тоскливо. Она уже пожалела, что зашла сюда. «Сидеть и подслушивать чужую радость? Скажи, пожалуйста, что тебе мешает позвонить Андрею? Что? А, сама не знаю. Не хочу думать ни о чем».
— …в школе однажды номер выкинул: забросил на спину аккордеон и сыграл «Испанское болеро». Поступил в музыкалку, тетка, собственно, заставила, не хотела от моды отставать — по классу фортепьяно…