— Косятся на тебя подземники?
— Мягко сказано. Недавно такой лай подняли прямо на автобусной остановке. Что самое скверное — идет это недовольство с головы — мастеров. В одном из возражений, правду говоря, есть зерно: с нашими снабженцами и вправду каши не сваришь. В остальном все заостряется на заработке. И ведь хорошо зарабатывают. И, знаешь, такой пошлый приемчик: ты, дескать, холостой, молодой, тыры-пыры… зарабатываешь двести, а то и больше. Плюс квартальные премии, премии за классные места в соревновании. Ты, мол, тоже, когда поджимает, идешь с планом на липу, все вы одинаковы. Хороший начальник, дескать, и сам живет, и другим дает. Я рассвирепел, прочитал им мораль, чего, конечно, делать не стоило. Стоят и в глаза ухмыляются. Плюнул и уехал… Ладно, кто куда, а я — спать.
Сергей не знал, куда его несли ноги. Послушно уходил назад отталкиваемый ногами асфальт. Тихо пели над головой провода. Подретушированные отблеском далекого факела кромки облаков то пунцовели, то снова покрывались сумрачным налетом. Май окончательно сбросил с себя неопределенность затянувшейся весны — раскидал по склонам Япрыктау плотные светло-зеленые облачка свежих крон, швырнул в небо беспечные редкие облака, ветер стал по-настоящему летним, созревшим. Сергей шел не торопясь, перебросив свою шведскую куртку через плечо и схватив свисающий сзади ее конец в горсть. Город остался далеко позади, огни его стали прощально мерцать, переходя в колеблющиеся ночные звезды.
Навстречу шла группа людей. «Вторая вахта кончилась, — машинально отметил Сергей. — Решили пешком пройтись».
— …кем, спрашивает, работаешь? «Слесарем, слесарем-ремонтником». «А сколько получаешь?». «А это смотря какой грунт попадет». Смех. «А что, верная побасенка. У меня третий разряд, а траншей повыкопал, хоть дивизию ставь, на всех хватит». «Точно. Заставь заводского работягу землю копать, попробуй. За дурачка примет». «Нефть, братцы. И кочегары мы, и плотники, Азаматова работники».
Все смеялись громко, не жалея глоток, по любому поводу. Операторы умеют ценить воздух, самый обычный свежий воздух без запаха газа сероводорода, и постоянная тема их разговора — рыбалка, охота. Почти каждый имеет мотоцикл или мопед, А еще любят идти они к автобусной остановке не торопясь, со вкусом. И если маршрутная машина или крытый газик — «собачий ящик» запаздывал, шли гурьбой по асфальту до следующей остановки ближе к городу. Кругом клевали хоботами станки-качалки на скважинах, неторопливо вытягивая из-под земли длинных червей — штанги.
…Тогда весь смысл собственного существования сводился к тому, чтобы понюхать кусочек породы — керн, пропитанный нефтью. Дорогое давнее, полузабытое и притягательное. Так бывает всегда, если настоящее состоит из одних нервов. Припоминается далекая дымная даль рыжих зауральских степей, которые он покинул перед армией. Память словно выхватила из ванночки с проявителем позитивы — так отчетливо увидел Сергей лица ребят из вышкомонтажной бригады. В девятнадцать лет, как правило, не существует нерешимых задач и мир приспосабливается к твоему просветленному и самоуверенно-радостному «я». Одиннадцать лет прошло с тех пор, как последний раз надел он каску монтажника, и годы унесли счастливейшее ощущение полноты жизни. И так не хочется возвращаться в сегодня.
…Такого нокаута еще не было. Все прятали глаза. Даже Силантьев, прощаясь, пожал ему руку, глядя куда-то за его плечо. Андрей потоптался возле него, шумно вздохнул так, что разлетелись листочки протокола, и зашагал по коридору, возвышаясь над всеми. Азаматов так и остался сидеть за столом, яростно пытаясь построить какое-то сложное сооружение из карандашей. Станислав высматривал что-то в черном окне, поглаживая вихрастый затылок — дужки очков вызывающе торчали за ушами. Фатеев громко уговаривал заведующего соседним промыслом съездить порыбачить на речушку Дымку. Мастер-подземник Сбитяков со значительным выражением на лице слушал Жору Степаненко. И все прятали глаза. Только нескладный длиннорукий Тимофеев, несколько раз поймав взгляд Сергея, начал кружить по кабинету, натыкаясь на стулья и что-то шепча про себя. Азаматов швырнул карандаши на стол, один из них угодил прямо в настольную лампочку. Паф! — весело разлетелись осколки. «Не хнычь!» — бросил начальник управления, проходя мимо Сергея. Он сделал все, что мог. Станиславу же вежливо напомнили, что он имеет, так сказать, право совещательного голоса, несмотря на статьи, посвященные разбираемому вопросу. У журналиста побагровела щека, словно ему отвесили полновесную оплеуху, он стал рисовать в блокноте чертиков.