«А вообще-то горячиться не стоило…»
Размашистым шагом Старцев вошел в домик участка. Его ожидали мастера, старшие операторы. Он быстро отдал несколько распоряжений, подписал шоферам путевки и попросил задержаться своего ближайшего помощника, мастера по добыче Ефима Ивановича Тимофеева, низкорослого и всегда замкнутого человека. Тимофеев обычно отмалчивался, говорил при необходимости предельно короткими фразами. Дело свое знал твердо: все-таки двадцать лет, с самого начала разработки месторождения трудится здесь. Промысловое и управленческое начальство не переставало удивляться тому, как дружно работает этот странный дуэт — подтянутый, властный не по годам Сергей и вечно небритый, с тихим голосом и округлыми, осторожными движениями Тимофеев.
Сергей с грохотом пододвинул под себя металлический табурет и исподлобья уставился на Тимофеева.
— Выкладывай, Иваныч.
— С манифольдом[1], что ли? — тихо уточнил мастер.
— Да, да.
— Дык как… Стало быть, не видел или объезжать поленился. Ну, и порвал, конешно.
— Ты предупредил его?
— Как ты команду дал, так я, стало быть, и предупредил.
— Хорошо. Иди на двадцать четвертую скважину, понаблюдай, как монтируют румынскую качалку. Ребята неопытные, как бы чего не наворочали.
Мастер ушел. Сергей задумался. Утренней бодрости как не бывало. У него всегда портилось настроение, когда день начинался какой-нибудь неувязкой. Вот и сейчас. Клятый Степашин! Ну, погоди…
Когда он поднял голову, перед ним стояла невысокая девушка с живыми темными глазами, маленьким пухлым — было в нем что-то доверчивое — ртом. Отчаянно рыжая прядка выбежала из-под шали, на ресницах — бахрома не успевшего оттаять инея. «Новенькая, — понял Сергей. — Ромашова».
— Здрасьте, Сергей Ильич, — выпалила она.
— Привет, Ромашова. Любой, что ли, тебя зовут? Садись.
— Любой. Только мне садиться некогда…
— Садись. Начальство слушаться надо.
— У начальства свои дела, у меня свои, — дерзковато парировала она, однако примостилась на краешке стула.
— Как, освоилась на новом месте?
— Конечно.
— Трудновато, наверно. Район далекий, скважин — пропасть.
— Да не особенно. Я выносливая.
— Хочешь переведу в тридцать седьмой район? Будешь всего четыре скважины обслуживать. Теплая будка, приемник. Обойдешь за полчасика — и на боковую? А?
— Это еще зачем? — Любка даже отодвинулась от стола. — Не хочу я.
— Ну, вольному воля.
— Вы лучше тетю Настю поставьте. У нее ноги больные, ходить тяжело.
— Настю? — Сергей на минуту задумался. И в который раз упрекнул себя, что частенько забывает о незаметной, добродушной Насте с ее опухающими ногами. В сущности, абсолютно права девчонка…
— Сергей Ильич, я вот что спросить хочу: почему на восьми фонтанных скважинах такие большие штуцера?
— Как это почему? Чтоб нефти побольше…
— Да не нужны, они, Сергей Ильич, — с жаром возразила Любка. — Эдак мы их скоро на качалки будем переводить.
— Вот что… — Сергей усмехнулся. — Это уж наша забота, Любочка.
— Какая я вам «Любочка!» — вспыхнула девушка. — Я геолог.
— Вот как? — удивился Сергей. — Разве такие геологи бывают? — совсем некстати добавил он.
— Я ж Федоровский техникум кончила, а вы…
— В таком случае — извини.
— В сороковом районе подходы к скважинам замело пургой. Давайте бульдозер, — осмелев, потребовала Любка.
— Ух ты, какая… прыткая! — развел руками Старцев. И успокоил:
— Уже выслал, можешь не волноваться.
Сергей еще раз подивился своеобразию ее лица: над румяными, почти детскими в своей свежести щеками горели угольки черных глаз, на верхней губе — нежный пушок и, как язычок пламени — рыжая челка. И вдруг пришло озорное, трудно объяснимое желание разыграть ее.
— Какое милое дисгармоничное лицо у тебя… Сама рыжая, а глаза… Забавно, ты не находишь? И вся ты такая… миниатюрненькая… Тебе сколько лет — девятнадцать, наверно? Двадцать?