— Веселого мало…
— Я, между прочим, заметила еще тогда… ну, когда Генка жив был… что вы расстроены чем-то.
— Обычные заботы, ничего серьезного.
— И похудели очень. Сознайтесь, вы, конечно, приняли меня за немного сумасшедшую? Помните, я ляпнула?
— Вы, должно быть, очень искренняя.
— Знаете, я чуточку спекульнула тогда. Подумала: пусть. Что взять с инвалида? А вы вправду не обиделись?
— Нисколько. И потом, какой же мужчина обижается на комплимент?
— Это был не комплимент, Сергей Ильич…
— Что вы сказали?
— Если б вы знали, как мне хочется ходить! Я никогда не была нытиком, но как хочется ходить! Ощущать асфальт, битый кирпич, натыкаться на стекло. Ведь мне уже двадцать, а ничего еще не сделано. Я привыкла сдерживаться. Я ведь так и не заплакала, когда узнала о… Генке. Я молчала. Мама уговаривала поплакать. Я бы разревелась сегодня, если б вы не пришли. Не знаю, почему. Видите, что я вам говорю.
— Ирина, милая!..
— Мы, наверно, долго не увидимся, Сергей. Я уезжаю на юг до поздней осени, очередная попытка. Можно вас спросить об одной вещи?
— Спрашивайте.
— Вам… вы любите?
— А отвечать очень нужно?
— Я поняла. Она хорошая?
— Она чужая жена. Иногда кажется, все еще люблю ее. А может, ошибаюсь.
— Разве в этом можно ошибаться?
— Не знаю, Ирина…
— …Я так давно не была в лесу, на реке. Уже целый год. Все время болею. Книги, магнитофон, телевизор.
— Хотите, я повезу вас в лес?
— В… лес?
— У моего друга есть «Москвич». А коляску… коляску перевезем. Хотите?
— Очень!.. Хотя… нет, Сергей, не надо. Не стоит.
— Почему?
— Мне потом тяжело будет вспоминать эту поездку с вами. Лучше не надо. Подарите мне что-нибудь на память. Ваш значок хотя бы. Вот этот, НТО. И… поцелуйте, как тогда.
Старший оператор подземной бригады Фуат Каюмов наконец уразумел, чего добивается этот шальной мастер. Папироса перелетела из левого угла рта в правый. Кепка — дыбом, широкое лицо в испарине.
— Да ты как бык, Сергей Ильич. В ворота не пускают — так плетень долой?
— У тебя, Фуат, уже был разговор с Азаматовым. И сейчас он от своих слов не откажется. На заработке вашем не отразится, не волнуйся. Попробуем. Что от нас требуется — это работа без огрехов, понял? Кабель подозрение вызывает — долой его, тащи новый, а тот — ремонтникам. Штанга изношенная — требуй новую, их у нас до черта. Я разузнал, привезли штанги с пластинчатыми скребками. Скоро их много будет. Словом, все надо делать на совесть. Контролировать буду жестко, понял меня? Постараемся перекрыть заводской гарантийный срок. Не давайте спуску электрикам, погружной группе. Возьмем самую норовистую скважину. Надо же доказать, черт возьми! Всей бригадой доказать, что умеем работать. Пора избавиться от оплеух, что на каждом собрании хватаем.
Десять пальцев сплелись накрепко.
— Ну и жарища! — Сергей разделся по пояс и, помахивая рубашкой, направился к «Москвичу». Андрей сел за руль.
— Заскочим на базу, суточные рапорта заберу.
В раскаленном воздухе крепко пахло нефтью, над резервуарами клубились горячие волны — словно бесплотные духи затеяли свалку, и сквозь них уродливо преломлялось все: горные склоны, деревья, вышки. Над рыжей тюбетейкой Япрыктау в беззаботно сияющем небе вставал тяжелый, сизый, с оборванными бахромами, занавес — сюда шла гроза.
— Ничего себе циклончик! — Сергей, придерживая падающие на лоб волосы, тихонько свистнул. — Сейчас будет… шабаш ведьм. — Он натянул влажную от пота рубашку. — Ты езжай, Андрюха. Я тут задержусь. Посмотрю, что получится из этого кордебалета.
— Опасаешься? — Андрей внимательно взглянул на тучу и перевел взгляд на Сергея.
— Раз на раз не приходится. В прошлом году так долбануло трансформатор — за десять километров видно было. Гроза нешуточная. Гляди, что на небе делается!
— А то, может, поедем? Дежурные же тут есть. Проскочим до дождя.
— Чудак, рабочий-то день кончился. В случае чего каждый человек… Ого!
Молния, похожая на замысловатую речную дельту, хлестнула горизонт. Вторая, третья, четвертая. Все ближе, ослепительней.
— Гаубицы в ход пошли… — Сергей съежился и заткнул уши от одуряющего грохота.
— Айда в диспетчерскую!
Дина повернула к ним встревоженное лицо. За грохотом ее не было слышно. После очередного трескучего раската она схватила трубку.
— Что? Не слы… Девяностая групповая?!
Она вскочила со стула. Лицо неотличимо от стены — белое, будто осыпанное пудрой.
…На сумасшедшем повороте Сергея чуть не выбросило из машины: дверь сорвалась с замка. Андрей своей лапищей успел схватить друга за плечо.