— Я зашла пообедать. Вижу — вы сидите…
Официантка перестала, наконец, грохотать подносами и ушла на кухню. Стало до легкого звона в ушах тихо.
— Настоящее лето. — Дина повернулась к Наде. — Вы уже купались?
— Нет, — лаконично ответила та, не отрывая губ от бокала.
— Сережа, у меня к тебе деловое предложение. Я хотела в этом году ехать отдыхать в Болгарию, на Солнечный берег. В сентябре. Но, понимаешь, брат приезжает в гости, как раз в это время. Поезжай, что тебе стоит? Я предлагала ребятам из управления. Охотников что-то нет. Все как с ума посходили — Кавказ да Крым. Если деньги нужны, то я…
Сергей с любопытством взглянул на нее.
— Самое странное в том, что я только вчера думал об этом, Дин. Тем более, что один раз там довелось уже побывать. Понравилось здорово.
Сергея всегда раздражали вопросы типа «А любите ли вы свою профессию?» Или еще глупее: «Какое моральное удовлетворение она вам приносит?»…
Но сегодня, после встречи с Диной в кафе, он почему-то задумался над тем, действительно ли он любит свою профессию?..
Его «первая любовь» вспыхнула в несколько необычных обстоятельствах. И предложение Дины насчет Болгарии живо все воскресило в памяти.
…Полтора года назад он с группой молодых инженеров-нефтяников выехал на отдых в Болгарию. Все это произошло неожиданно и кстати — Сергей издавна питал этакую заочную симпатию к Болгарии… Поездка по стране уже близилась к концу. Позади уже были и Солнечный берег, знаменитый Несебыр, Бургас, Плевен, София…
Однажды их автобус остановился у маленького ресторанчика на берегу искусственного озера. И вдруг Сергей увидел на том берегу знакомый силуэт буровой вышки.
Он побежал к ажурному силуэту буровой — все равно завтрак задерживался. Скорее всего, не умещалось в сознании: заграница — и знакомая до мелочей установка турбинного бурения. Та самая, с которой началась его дорога к нефти. Болгары, обнаженные по пояс, колдовали возле ротора. Лязг инструмента, хриплый стон лебедки, звонкие стальные параллели тросов, подрагивающая палубной дрожью площадка настила. Опытный глаз Сергея заметил неуловимый для других разлад в работе. Чуть опаздывает помбур, коренастый парень с выпяченной челюстью, не вовремя подает очередную «свечу» верховой, у пожилого мрачноватого бурильщика за тормозом, кажется, далеко не идеальная интуиция — вон как неосторожно стыкует колонну, так и резьбу недолго сорвать. Болгары, все четверо, разом обернулись к нему и дружно заулыбались. Сергей, помахав в ответ, погладил раскаленную солнцем ткань, служившую защитой от непогоды: «Системы Инсарова…» и невольно улыбнулся, вспомнив тургеневского Инсарова. Любопытное совпадение… И обрадовался, будто поздоровался с давно отсутствовавшим приятелем. Мрачноватый бурильщик, обнажив все тридцать два великолепных зуба, подозвал его к себе. «Откуда, братушка?» «Урал. Нефтяник». «О, я бывал у вас. Практика. Азаматов — там?» Сергей дотронулся до потного коричневого плеча бурильщика: «Конец крючка длинный очень. Обрезать надо», — и жестами начал объяснять, показывая на крючок, которым помбур оттягивал конец трубы на настил. Бурильщик покачал головой и что-то крикнул рабочему. «Слишком мелкий шурф. Поэтому квадрат высоко торчит над землей. Неудобно. Понял?» Тот так же часто покачал головой, не сводя глаз с бурильного инструмента. «Как нефтепроявление?» «Нямам. Пока нет». Слегка обескураженный решительностью, с которой болгарин отмел все его советы, Сергей вытащил сигарету, намереваясь угостить бурильщика, но тот запротестовал: «Пушенето забранено. Не можно. Газ», — и изобразил округлыми движениями руки нечто вроде облака. И добавил: «Опасно». Сергею почудилась легкая усмешка: вот так нефтяник, простых истин не знает. Смутившись окончательно, Сергей прощально помахал рукой, сошел по наклонному настилу. У ресторанчика сипло надрывался автобус, дозываясь пропавшего пассажира. Войдя в салон, Сергей расхохотался, вспомнив, что у болгар кивок означает отрицание, а отрицательное движение головы — знак согласия.
…Что ж, честно ответить на дурацкий вопрос о своей работе?
Да, люблю. И никуда не деться от этих крутых увалов, утыканных вышками, от запаха сероводорода, привычных тропинок к участку, от ежедневной ругачки. От рыжей Любки, баламута Анатолия, молчаливого Тимофеева, мудрого Сафина. Никуда!..
Тот памятный весенний вечер, когда он очищал брюки и плащ в ванной на квартире у Старцева, Анатолию почему-то запомнился надолго, хотя ничего особенного не произошло. Просто разговаривали, отхлебывая крепчайший чай, и было удивительно тихо в комнате. Лишь невразумительно пел в углу приемник. Тогда-то и спросил Сергей — серьезно, как-то жестко, когда он, Семин, возьмется за ум.