— Добро, — без всякого энтузиазма согласился Анатолий. — Только покатаемся немного по лесу.
Неуклюжий на вид мотоцикл легко петлял по тропинке. Анатолий не без изящества объезжал пни, деревья, неожиданно выскакивавшие на дорогу. Любка едва успевала отклоняться от ветвей.
— Самые грибные места! — прокричал Анатолий.
Сейчас будет поворот, и он докажет, что водитель из него действительно классный. Есть тут хитрое место. Тропка летит по самому краю обрыва, а внизу, метрах в десяти, река. Вплотную к тропке растет береза, склонившись, к тому же, в сторону реки. Весь эффект состоял в том, чтобы на бешеной скорости с креном проскочить между деревом и обрывом. Правда, легкое опасение вызывало то обстоятельство, что нынче он еще ни разу не был здесь. Ничего, обойдется! Однажды, в прошлом году, Анатолий довел до нервной икоты покойного Генку — с тех пор тот ни за что не соглашался ездить с ним.
Вот оно! Заложив с настоящим шиком вираж, он вдоль берега помчался к приметному дереву. Теперь — спокойнее. Береза растет на глазах. Что-то вроде маловат проход! А, черт! Поздно!
— Толя! — не своим голосом крикнула Любка, больно стиснув ему плечи.
— Не шевелись! — гикнул Анатолий, сжался в комок и точно выверенным движением наклонил мотоцикл чуть вправо… и проскочил опасное место, врезался в смородиновый куст. Машина заглохла.
Анатолий был бледен. Он убрал с лица паутину и неуверенно улыбнулся. Руки дрожали. Любка смотрела вниз, в обрыв. Там, запутавшись в тальнике и остовах расщепленных позеленевших деревьев угрожающе билась черная река. Анатолий подошел к березе и похолодел: мысок между деревом и обрывом был всего двадцать-двадцать пять сантиметров — размыло. Повезло! Он привлек к себе притихшую Любку.
— Я осел. Кретин. — И был благодарен ей, когда она просто улыбнулась — слабо, рассеянно: до сих пор не могла прийти в себя.
Они снова выбрались на дорогу.
— Заедем на промысел, сдам экзаменационный вызов, — бросил Анатолий через плечо. Почувствовал, как Любка прижалась к нему.
В коридоре базы они остановились у доски приказов и объявлений.
— Гляди-ка, Толя.
21 июня с. г. в результате сильного грозового разряда загорелась групповая установка № 90. Опасность усугублялась тем, что рядом расположен пруд-накопитель. Первыми заметили пожар оператор первого участка СЕМИН А. В., мастер бригады подземного ремонта скважин СТАРЦЕВ С. И. и находившийся на территории промысла начальник технического отдела управления ОСТАШКОВ А. И. Рискуя жизнью, вышеназванные товарищи погасили огонь еще до прибытия пожарной команды.
1. За проявленную самоотверженность и высокое чувство долга объявить т. т. Старцеву и Семину благодарность и выдать премию в размере месячного заработка каждому.
2. Ходатайствовать перед администрацией управления о поощрении нач. тех. отдела т. Осташкова.
С данным приказом ознакомить всех рабочих, мастеров и членов подготовительных бригад.
— Ах, как сладко сердцу моему! — дурашливо пропел Анатолий. Он почему-то не особенно удивился этому приказу. Оставил в отделе труда вызов на сессию и пошел к выходу. В это время из кабинета промкома выглянул мастер участка Тимофеев и поманил его пальцем.
— Что там еще? — буркнул Анатолий, направляясь к нему.
— Здоров, пожаротушитель, — протянул ему заскорузлую руку Тимофеев. — Садись. Не догадываешься?
— Чего тут не догадываться? — хмуро сказал Анатолий. — Взносы, небось? Сегодня я голый. Завтра же рассчитаюсь.
— Да я не про взносы.
— Опять накапал кто-то?
— Дурак ты, ваше благородие. Был я недавно на промкоме управления. Жилкомиссия заседала. Чуешь? — Тимофеев внушительно поднял указательный палец. — Жилкомиссия. Припомнили твой подвиг героический на пожаре. Ты что — и вправду «забыл об опасности», как в газетке пишут?
— Какой там «забыл!» — ухмыльнулся Анатолий. — Трясся, как овечий хвост. А потом понял, что если сбегу — не видать мне квартиры, как своих ушей! — дерзко заключил он.
— Нахал ты и трепач первостатейный, — покачал головой Тимофеев. — Так вот, постановили за твои выдающиеся заслуги поселить тебя с мастером Курочкиным в двухкомнатной квартире. Из фонда промкома решили выделить. Учли, что ты и трубач знаменитый… Глядишь, скоро и орден дадут.
В голосе мастера звучало плохо скрытое недовольство — Семина он «не уважал».
— С меня причитается, дядя Ефим! — вскочил с места Анатолий.