Сергей напряженно смотрел на нее. Положил руку на сразу же отодвинувшееся плечо.
— Надюша…
— Все, Сережа.
— Послушай меня.
— А зачем слова-то? Ну, к чему? — У девушки задрожал подбородок. — Спасибо за честность, за то, что не виляешь.
Сергей долго смотрел ей вслед и думал о том, что этот раунд выигран не им. Впрочем, просто ли раунд?
Может, нечто большее?
Настя всхлипывала. Никто еще, кроме Сафина и Анатолия, не видел ее слез. Фартук прижат к лицу. Густые волосы заколоты кое-как.
Анатолий с расстроенным лицом топтался возле нее, не решался дотронуться: он панически боялся женского плача, особенно после того, как услышал плач Генкиной матери. Правда, причина слез здесь была иная.
— Теть Насть, да хватает слез и так.
— Тетя Настя, миленькая, ну что вы. Перестаньте!
Сергей жался к окну и, не зная, куда девать руки, пощелкивал пальцами. Затем решительно подошел к Пастуховой и сел перед ней на стул.
— Поплакали? Ай, какие мы чувствительные! Может, бромчику, Настасья Павловна?
— Будет тебе, теть Настя! — уговаривал Анатолий. Что вы за народ такой, женщины! С горя — в рев, с радости — в рев.
Настя встала, вытерла слезы, отвернулась, поправляя волосы. И низко склонила голову:
— Спасибо вам, ребята. За сердце ваше. И не только в квартире тут дело, поверьте мне…
Анатолий почему-то шагнул в кухню. Открыл кран — бешеная струя воды взорвалась чашеобразным фонтаном.
Анатолий, Сергей и Люба расстались на площади — у каждого были свои дела.
Обстановка явно накаливалась. Анатолий — его на время перевели в бригаду Старцева взамен заболевшего рабочего — с любопытством наблюдал за происходящим.
— Нет, — отрезал Сергей.
— Надо, — изо всех сил пытаясь придать голосу мягкость, настаивал Фатеев.
— Я сказал — нет.
— Я говорю — надо, — повторил Фатеев, и в голосе послышалось отдаленное звучание стали.
— Мои люди не полезут в амбар. Точка.
— Через двенадцать часов надо заполнить амбар нефтью. Хранилище переполнено. Можешь понять?
— Это не входит в обязанности подземников. Я бы согласился, вы знаете, если б не ваше упрямство.
— Нет, это ты упрямишься! — взорвался наконец Фатеев и встал в знакомую позу: голова вскинута, руки за спиной. — Убирайся к чертовой матери, если работать не хочешь!
— Перестаньте орать! — повысил голос и Сергей. — Ваше право подобрать других, но мои ребята не полезут. Давайте шланговые противогазы.
— Где я их возьму сию же минуту? — вскипел снова заведующий промыслом. — Рожу, что ли? Все же дырявые! Время дорого!
— У вас есть машина. Съездите на пятый промысел, там, я слышал, валяется десять комплектов новеньких противогазов. Полчаса всего потратите. Чем тары-бары разводить…
Группа людей — подземная бригада и Анатолий, случайно попавший сюда — стояла в сторонке, покуривала, поглядывая на Старцева и Фатеева отсутствующими глазами. Но каждый внимательно вслушивался в спор. Фатеев шагнул к ним.
— Полезайте, ребята. Сдельная же работа. Быстро управитесь — из директорского фонда может кое-что перепасть. Сверх оплаты за чистку. Деньги на дороге не валяются.
— Хватит!! — Сергей оборвал его, чувствуя, как в нем закипает неудержимый гнев. — У Мухаметшина слабое здоровье.
Фатеев отмахнулся:
— Не с тобой говорю!
— Вот что… Этот номер у вас не пройдет, Алексей Петрович. И, в конце концов, мы бригада подземного ремонта, а не чернорабочие. — Сергей уперся взглядом в недобро прищуренные глаза Фатеева. — Кончайте спекулировать. Вы не коммерсант, я не подрядчик. Давайте противогазы — будем работать.
— Та-ак! — Фатеев оглядел его с ног до головы, как всегда щеголеватого, выбритого до синевы, и снова обратился к рабочим:
— Может, я вас прошу работать на своем, личном огороде?
Мухаметшин, низкорослый, очень худой, перепробовавший все специальности в нефтедобыче, неуверенно подал голос:
— Так ведь… слазить-то можно, вообще…
И вдруг ленивый тенорок Анатолия:
— Да привезите вы противогазы, Алексей Петрович! Чего тут бодягу разводить? У меня старушка тетя, а если я копыта отброшу и привезут мой молодой красивый труп? Кто отвечать будет?
Фатеева душила злость. Он начал ломать за спиной пальцы, ногти больно царапали тыльную сторону ладони. Он понимал, что нужно во что бы то ни стало сдержаться, не сорваться до обыкновенной матерщины. Но, встретившись с полунасмешливым взглядом этого сопляка Семина, он почувствовал, как от гнева начинает вздрагивать верхняя губа — таких вспышек подчиненные боялись.