Парень с пафосом выплюнул папиросу и промычал, подражая позывным радиостанции «Маяк», «Не слышны в саду даже шорохи». Это еще больше ее позабавило. У парня артистические данные, а при институте работает эстрадно-драматический кружок. Нельзя же пропадать юному дарованию. Теперь в ней проснулся будущий педагог. С такими радужными мыслями она входила в лес.
– Передаем сводку новостей, – не унимался тот. – Никита Сергеевич Хрущев сегодня с официальным визитом посетил кузькину мать и других товарищей из колхоза «Догоним и перегоним!».
– Это уже не смешно, – урезонила его комсомолка Татьяна, – а даже грубо. Вы не правильно понимаете роль сатиры.
– Простите, я не хотел. – Ей показалось, что он искренне смутился. – Меня иногда заносит. Вы ведь никому не скажете, правда?
Он чуть не плакал. Татьяне стало жалко парня. И все же обидно. За кого он ее принимает? За сексотку? Уже не те времена! Культ личности разоблачен! И вообще скоро наступит коммунизм!
– Я не такая! – гордо тряхнула она русой косой.
– Ой, спасибочки, спасибочки! – запричитал этот странный парень и принялся в знак благодарности целовать ей руки.
– Да вы что! – возмутилась Татьяна, попыталась отстранить его и продолжить путь, так как он перекрыл всю тропинку своим большим телом. – Пустите! Я опаздываю на работу.
– Работа не волк, в лес не убежит! – озорно подмигнул ей парень, крепко сжав Танины руки своими короткими, но цепкими пальцами. – Попалась, пташка?
Кричать было бесполезно, они уже далеко зашли.
Татьяна предприняла новую попытку избавиться от назойливого кавалера, рванувшись изо всей силы.
– Не надо упрямиться! – пригрозил он ей и поволок в кусты. – Мы немного приляжем, и вы мне правильно все растолкуете насчет сатиры. Вы ведь, наверно, в институте учитесь? Вам и флаг в руки!
– Не-е-ет! Пустите меня!
Татьяна наконец догадалась о намерениях чернявого и принялась сопротивляться, но тот быстро пресек ее неповиновение, отхлестав по лицу и ударив ребром ладони в печенку, так что в глазах потемнело, а лесной воздух стал хуже едкого дыма.
– Только вякни, сучка, еще не так въе..шу! – пригрозил насильник и повалил ее обмякшее тело в траву…
Что она вынесла из первого сексуального опыта? Грубый натиск, дикую боль, его страшно волосатую грудь и необузданный рев в минуту крайнего возбуждения? Что еще? Ах, да – природа пела и дышала, как у Тургенева! Только ветер почему-то свистел в ушах. А может, не ветер? Кроны сосен кренились над ней, будто подглядывали. А вот птицам было абсолютно по фигу, что какую-то там студентку пединститута лишили невинности, – галдели, как ненормальные!
«Ладно, что я привязалась к старику, певцу русской природы, будто он виноват в моей дурости?» Татьяна Витальевна поднялась со скамьи и позвала Чушку.
С того дня ее не смущал рабочий люд в трамваях. Чернявого она больше никогда не видела и приняла бы утреннее происшествие за дурной сон, если бы, как на грех, не забеременела.
Жизненный путь, аккуратно вычерченный по линеечке, стерла резинкой чья-то невидимая рука, а потом поставила на белом листе издевательскую загогулину. Впрочем, и тот лист ватмана давно уже отсырел, и кульман выброшен на помойку!
Первое потрясение наивной девочки, шагнувшей в болото жизни, вскоре заглушили новые потрясения: роды, ссора и размолвка с матерью, скитания с младенцем на руках, малярка… Иногда Татьяна Витальевна с какой-то мазохистской благодарностью вспоминала происшествие в лесу, подарившее Светку Ребенок помогал переносить невзгоды.
«Ребенок» все еще спал, когда они с Чушкой пришли домой. Не медля больше ни секунды, Татьяна Витальевна принялась за беляши.
– Ма, который час? – раздалось из гостиной. Она всегда так кричала по субботам, чтобы не проспать в школу, а в будние дни поднималась сама. По субботам хотелось маминого участия, но боялась, что мама забудет и не разбудит.
– Семь, – еле выдавила Татьяна Витальевна, потому что слезы душили ее – нелегко всегда дается начинка, приходится лук на терке тереть!
Светлана, разбуженная то ли Чушкой, захотевшей поделиться с хозяйкой впечатлениями от прогулки, то ли аппетитными запахами, доносившимися из кухни, врубила музыку и принялась делать зарядку. Надо всегда держать себя в форме, тем более теперь, когда Гена решился на невозможное. Вряд ли он сделает этот шаг, и все же она не позволит себе расслабиться, как его жена. Марина совсем перестала следить за собой. Мужчины этого не прощают!
Со вторника их отношения вошли в новую фазу, и далеко не в лучшую.
Балуев сдержанно поздравил ее по телефону с назначением. Она уловила обиду в его голосе.
– Ты не рад этому? – спросила Светлана.
– Почему ты так думаешь?
– Значит, не рад.
– А чему тут радоваться? Ты – помощница головореза.
– Заговорил, прямо как моя мама!
– Видимо, у меня с Татьяной Витальевной много общего.
– Нам нужно встретиться.
– Нащи встречи теперь будут носить официальный характер.
– Я и прошу, черт побери, об официальной встрече! – вышла она из себя.
Никогда еще так трудно ей не давался разговор с ним.
– На этой неделе вряд ли получится. Такого ответа Светлана не ожидала.
– Ты это серьезно?
– Приехал шеф. Работы по горло, через силу оправдывался он.
– Ты это серьезно? – более настойчиво повторила она, и Балуев почувствовал, что навсегда теряет ее. Нет, это он почувствовал раньше, когда Мишкольц вызвал его к себе в кабинет и ледяным тоном произнес:
«Кажется, наша общая знакомая делает неплохую карьеру».
– Чего ты хочешь. Света?
– Прекрасно. Значит, когда я была наложницей Стара, ты не брезговал встречаться со мной, пользоваться кое-какой информацией и не задавать при этом глупых вопросов? Теперь же, став помощницей Пита, я перешла за рамки дозволенного? Нарушила твои мифические принципы? Что изменилось. Гена? Я не понимаю! Или ты думаешь, я совмещаю две должности?
– Я так не думаю…
– Спасибо. – Она сделала над собой огромное усилие, чтобы не бросить трубку. – Пойми же, олух царя небесного, настал момент, упустить который мы не имеем права. Пит хочет сближения.
– Я знаю. – Он помолчал несколько секунд, как бы прикидывая в уме, стоит ли разглашать тайну, и, решившись, добавил:
– Володя против этого сближения. И он прав. У Пита слишком далеко идущие планы. Он опасен для нас.
– Как знаете, – вздохнула Светлана Васильевна, – но все идет к новой войне, и вы не можете этого хотеть.
– Почему нет, если война не коснется нас?
– Замечательно! Поздравляю! Вы с Володей поступаете, как настоящие джентльмены!
– Я вижу, ты стала ярой защитницей Криворотого! Набрасываешься, как пантера! Кого защищаешь, Света? Он по пояс в крови!
– А Шалун не по пояс в крови? Однако это вам не мешает целовать его в зад! Как вы только умудряетесь не захлебнуться, джентльмены мелкого пошиба!
Последние слова она произнесла с ненавистью и бросила трубку.
После изнурительных упражнений и холодного душа беляши с чаем были кстати.
– А эти парни так и ходят вокруг твоей машины! – покачала головой Татьяна Витальевна.
– Не обращай внимания, ма. Соблюдаются необходимые формальности. Вот и все.
– Вот и все, – повторила мать, – мое турне подходит к концу. – Она прикрыла ладонью глаза.
– Ну, не надо, мама, еще наплачемся, – предрекла Света.
– Конечно, конечно, это я так.
Она вытерла кухонным полотенцем лицо и пошла укладывать чемодан.
Света, оставшись в одиночестве, закурила. Вот и опять она маму теряет, а ведь никого ближе у нее нет. Почему так происходит? Кому это надо?
– Ты приедешь к нам? – крикнула из комнаты мать, будто подслушав Светины мысли.
– Не знаю. Если будет время, – ответила та.
– Давай зимой. В Чили как раз лето. Мы с Луисом будем ждать.
– Я не обещаю, ма!
Слезы лились сами собой, но голос не дрожал. Хорошо, что мама занята чемоданом!
– Ты будь поосторожней! Хоть у тебя и мирная профессия – директор магазина, но все же. Мало ли что…