Саня огляделся по сторонам. У самых его ног лежала оторванная голова охранника. Она безумно взирала на мир всего одним, вылезшим из орбиты глазом.
Он уже и забыл, что такое бывает на свете!
Откуда-то из-за ворот донеслись всхлипывания и причитания. Шаталин подумал, что кому-то еще нужна помощь, и бросился во двор. Там на земле корчилась пожилая женщина, которой он никогда раньше не видел.
– Петя! Петенька! Что же ты наделал? – причитала она, будто хозяин дома устроил самосожжение.
Становилось невыносимо жарко. Шаталин решил вернуться к машине.
– Кто эта женщина? – на ходу спросил он телохранителя. – Мать?
– Нет. Горничная.
Это слово больно кольнуло Шаталина.
– Надо ее куда-нибудь увезти.
– Куда?
Разговор был бессмысленный. Ничего не оставалось делать, как сесть за руль и поскорее забыть этот кошмар, хотя кошмары никогда не забываются: как ни запихивай в сейф, как ни запирай на кодовый замок, они имеют неприятную особенность – навещать очевидца.
Женщина, причитающая над Питом, всю дорогу не выходила у него из головы. «А надо мной и поплакать будет некому!» – подумал он и прибавил скорость. Когда «крайслер» летел, а не ехал, душа наполнялась светом.
– Это, конечно, не то! – поддев вилкой щучью голову, говорил один.
– Разве они понимают в рыбе, эти гои? – подражая еврейской интонации, махал руками другой.
Они пили красное вино и ели фаршированную рыбу, специально доставленную на квартиру Мишкольца из ресторана. Горел семисвечник. Стол был уставлен яствами.
Кого еще мог пригласить Владимир Евгеньевич к себе на субботу (на святую субботу!), если не лучшего друга Балуева? Геннадий всячески старался оправдать свое присутствие в этом доме, веселясь и балагуря, как и принято в праздник.
– Ай-ай-ай! – качал он головой, изображая старого ребе. – Что в Талмуде сказано по этому поводу?
– В Талмуде сказано, что надо выпить за здоровье рыжего Гены, который на днях улетит в Рио-де-Жанейро! – богохульствовал Мишкольц.
– Я – не рыжий! – возмутился Балуев. – И никуда я не полечу!
Они уже изрядно выпили и поэтому могли себе позволить всякие несуразности.
– А я говорю, полетишь! – настаивал Володя. – Спляшешь у них на карнавале самбу! И точка!
– С удовольствием, Вова, спляшу, но только ты не учел, что у этих муда… – извиняюсь! – у этих католических гоев карнавал не приурочен к празднику Рош гашон <Иудейский Новый год празднуется в сентябре.> и проводится аж в феврале!
– Надо же, какие финтифлюшки! – присвистнул Мишкольц.
– Ты это насчет ихних баб?
– А что?
– Бабы у них – закачаешься!
– Мы и так уже с тобой качаемся!
– Я больше не пью! – заявил Балуев.
– Суббота! – развел руками Владимир Евгеньевич. – Обязан.
И они выпили еще. И еще закусили. И ни разу не заговорили о делах, если не считать анекдота про мафию, любимого анекдота Геннадия, который он не смог в этот праздничный день утаить от шефа. Мишкольц выслушал анекдот с интересом, посмеялся, а потом с умным видом (насколько это было возможно в его состоянии) выдал следующее.
– Историческая справка, – предупредил Володя, ткнув пальцем в небо. – Да будет тебе известно, мой друг, что мафия существовала всегда! Как ты думаешь, мой друг, в Древнем Египте была мафия?
– Тебе лучше знать, Вова, вас оттуда изгнали!
– Мне лучше знать, – подтвердил Мишкольц. – В Древнем Египте была мафия жрецов! И в Древней Греции была мафия, и в Древнем Риме. Я уж не говорю о средних веках, о папах римских, о всяких там монашеских орденах. А чего стоит масонская ложа? Или коммунистическая партия? Все, кого объединяет общее дело, – это мафия! «Коза ностра» – «наше дело»!
– Кстати, о нашем деле… – начал Балуев, но тот его перебил:
– Ша, Гена, ша! Сегодня никаких дел! Соблюдай субботу!
– Да это и не дело вовсе, а так – безделица, – стал выкручиваться помощник.
– Что за безделица? – заинтересовался Володя.
– Мне тут одна хорошая знакомая на телевидении предложила сделать передачу о частном собрании картин господина Мишкольца.
– Это ты называешь говорить не о делах? Так и знал, сядешь в субботу за стол с гоем – нарушишь субботу!
– Там, где один раз нарушишь, нарушишь и другой! – изрек Геннадий почти талмудическую мудрость.
– Черт с тобой! Что там с телевидением?
– Я просто подумал, сколько можно консервировать «мирискусников»?
Народу тоже охота посмотреть! А что может быть лучше телевидения?
– Мне нравится, как ты за меня подумал о моей коллекции!
– Но я ведь тоже не последний человек в этом деле. В нашем деле! – обиженно подчеркнул Балуев.
– Ты думаешь, мне стоит лишний раз светиться на телевидении? – уже мягче спросил Мишкольц.
– Мы можем тебя не светить. Проведем передачу вдвоем с Анхеликой.
– С кем?
– Это я ее так зову. На самом деле она Лика Артющенко. Известная телеведущая.
– Я не смотрю телевизора.
– Я тоже, и тем не менее…
– Тем не менее где-то ты ее подцепил, – продолжил за него Володя. – Спасу от тебя нет, Балуев! Кого-нибудь да подцепишь!
– Так ты согласен?
– Надо подумать.
– В субботу грех думать!
– Черт с тобой!
– Тогда я звоню.
– Куда?
– Анхелике. Пусть присоединяется к нам.
– Прямо сейчас? Ты с ума сошел!
– Красивая девушка не испортит субботы!
– Главное – не испортить красивую девушку! – ответил изречением на изречение Владимир Евгеньевич.
Этот субботний маневр Геннадий продумал заранее. На неделе ему позвонила Анхелика и сообщила, что их встреча в «Андромахе» не прошла для нее бесследно. Кто-то из людей Поликарпа стал ее шантажировать, грозился доложить мужу о том, в чьей компании она провела последнюю дискотеку. В обмен на молчание шантажист просил ни много ни мало – провести с ним ночь. Балуев посоветовал ей самой рассказать обо всем мужу, не дожидаясь, когда это сделает другой, и подать все на красивом блюде, с ароматным соусом. Представить себя и Балуева как посредников между Мишкольцем и телевидением.
Она так и сделала. Немолодой, но горячих кровей муж отнесся с пониманием. Мишкольца он уважал как бизнесмена. А какой бизнесмен не хочет иметь рекламу на телевидении? А вот человеку, захотевшему переспать с его женой путем шантажа, поклялся лично отвинтить голову!
На телевидении с воодушевлением отнеслись к ее проекту. Такую передачу можно будет продать на Останкино. Полотна «мирискусников» редко увидишь по телевизору. Все складывалось прекрасно. Дело осталось за малым – поставить в известность самого Мишкольца.
Геннадий позвонил ей на работу. Это они тоже обговорили заранее.
– Он согласен, – многозначительно произнес Балуев. – Приезжай прямо сейчас!
– Удобно ли? – засомневалась Анхелика.
– Лучшего случая для знакомства может не быть. Во-первых, Вова под мухой, а во-вторых, суббота! Этим сказано все. Только одно условие – сегодня ни слова о деле!
– А как же…
– О чем хочешь, родная, о музыке, о любви, даже о живописи, но только не о делах! Соблюдай субботу!
Она хихикнула в трубку, поняв, что Гена тоже под хорошей мухой, и радостно крикнула:
– Договорились! Еду!..
Малолитражка «пежо» остановилась на бульваре, куда одним углом выходил пятиэтажный серый дом, нелепый и уродливый, хотя и претенциозный, как, впрочем, все выстроенное в сталинский период.
Перед тем как выйти. Света решила покурить, но ей помешала машина с ее охранниками. Пристроившись в хвост малолитражке, она дважды посигналила.
Светлана Васильевна догадалась, что в этом месте запрещена стоянка, и въехала во двор серого дома, отметив про себя, что благодаря охране избегает многих проблем.
Она оделась по-праздничному. Белый костюм с перламутровым топиком, миниатюрная сумочка, перламутровые туфли на высоких каблуках – все это было куплено в столичном ГУМе еще весной и ни разу не надевалось: не представился случай. Праздничный туалет завершал изумрудный гарнитур, подаренный когда-то боссом Стародубцевым.